Игра Канарейки

Solongoy

Значит, это сейчас действительно происходило с ней.

Насколько можно было это сказать о ней.

Манускрипты о гоэтии и демонологии, исследования сомнительных профессоров Оксенфурта и гениальных – Риссберга, фиалы с кровью, о происхождении которой она не хотела ничего знать, – всё в каком-то полусне закружилось вокруг неё, земля выскользнула из-под ног, и она рухнула на пол, стирая юбкой меловые рисунки.

– Мам! – Иоланта вбежала в комнату, неуклюже придерживая подол, бросилась к эльфке. Та зашлась громким болезненным кашлем,

царапающим нёбо, и, только откашлявшись, заметила у своих ног длинную тень. Она подняла глаза. На пороге стоял Ольгерд.

– Я могу узнать, что вы здесь делаете? – металлическим голосом спросил он, скрестив руки на груди. Его пронзительный взгляд, идеально прямая спина, медленное глубокое дыхание, решительность и готовность ко всему в каждом жесте – всё, за что Карина когда-то полюбила его, теперь бесконечно пугало.

– Ты уже вызвал… – Карина прочистила горло, приподнялась, села на полу, с вызовом глядя Ольгерду в глаза. – Ты уже вызвал его?

Фон Эверек заметно удивился, хотя и попытался это скрыть.

– Кого?

– О’Дима.

Холодные серые глаза, которые смотрели на Ольгерда, не принадлежали Карине, последние пятнадцать лет жившей словно у Лебеды за пазухой. Они принадлежали убийце, чья жизнь была ежедневной борьбой.

Конечно, этот Ольгерд этого не знал, как не знала и Иоланта. Поэтому чужой взгляд их пугал на каком-то бессознательном уровне, как пугает резкий крик в ночной темноте или холодная сталь, поднесённая к горлу.

Ольгерд молчал.

– Иоля, выйди.

Девушка с неохотой, довольно явно написанной на лице, встала и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.

– Откуда ты знаешь?

– Неважно. Помоги мне встать.

Ольгерд крепко схватил её за руку.

– Откуда? – повторил он.

– Я уезжаю, Ольгерд.

– Куда ты поедешь в таком состоянии? – Он взял её за вторую руку, но она резко извернулась, высвободившись, отскочила на шаг назад.

– Не трогай меня, – шёпотом процедила Канарейка. Чтобы Иоланта, наверняка стоявшая за дверью, не услышала.

– Да что с тобой?!

– Ты не он! Ты не тот Ольгерд! – продолжала истерично шептать Канарейка. Подняла взгляд наверх, к потолку, набрала в лёгкие воздуха и крикнула так громко, как только могла:

– Слышишь, О’Дим, ты не смог меня обмануть!

– Ты не в себе, Карина.

О да, она действительно была не в себе.

Канарейка резко дёрнулась вперёд, под руку Ольгерду, шмыгнула в дверь и, пролетев мимо стоявшей Иоли, рванула вниз по лестнице. Фон Эверек не сразу успел среагировать, но затем бросился за женой, столкнулся на первом этаже с усатым и худющим Бернардом, чуть не сломав его пополам. Выскочив на улицу, успел увидеть только как его жена, уже пару месяцев не находившая в себе силы даже на то, чтобы встать с постели, лихо выбила из седла крайне некстати приехавшего почтаря, пришпорила его коня и была такова.

Перед глазами скакали цветные пятна, лошадь несла куда-то

вперёд по тракту, а Канарейка пыталась восстановить дыхание.

– Ты уверена, что сделала правильный выбор?

Голос звучал отовсюду сразу. Или просто был в её голове.

Канарейка прыснула.

– А ты уверен, что твой план только что не покатился ко всем чертям?

Он хмыкнул.

– Отличное чувство юмора, Карина. Позволь спросить, куда ты едешь?

Канарейка молчала, подгоняя лошадь, прижимаясь к её шее, словно бы пытаясь спастись от этого жуткого навязчивого голоса в голове.

– Я не из праздного любопытства. Только если ты направилась далеко, могу сократить твой путь: это всё-таки мой мир.

– У меня достаточно времени.

– Ты заблуждаешься.

Канарейка не знала, куда ехать, но вариантов у неё было не так уж много.

Вересковка.

Ехать туда было довольно долго, близился закат, она едва ли успела бы и к рассвету, учитывая, что конь и так был уставшим.

Всю ночь было ужасно холодно. Канарейка сбежала из дома в тонком домашнем платье, а самочувствие стремительно ухудшалось. Она пыталась бороться со сном, не давала себе закрывать глаз и дремать, будто бы от этого могла зависеть её жизнь. Она чувствовала это.

Канарейка проехала деревню стороной, пытаясь отвести взгляд от огонька, горящего в окошке дома на краю деревни. Дома, жмущегося к кромке леса.

– Вспомни, какой сейчас год, – шёпотом наставляла она себя, пытаясь успокоиться и не повернуть к нему. – Они оба уже очень давно мертвы. А Вересковку разгромила Дикая Охота.

Канарейка договорила это как заклинание и бросила взгляд на разрушенную деревушку с выбоинами в стенах, тлеющими крышами и сугробами, завалившими подступы к домам. Ни одной живой души не могло оказаться в этой деревне.

Эльфка рвано выдохнула и повернула коня в сторону леса.

Она очень смутно помнила, как найти ту поляну. В конце концов, она была там больше жизни назад. С час поплутав во тьме и чуть не утопив коня в болоте, она спешилась и, ударив жеребца по крупу, зашагала дальше, в темноту. Становилось всё хуже и хуже. Каждый шаг требовал колоссальных усилий, Канарейке приходилось шагать, опираясь о стволы деревьев, путаясь в подоле собственного платья. Укорачивать его уже не было сил.

– Ты всё ещё считаешь, что у тебя достаточно времени?

Этот голос в гулкой темноте казался ещё более жутким, нечеловеческим.

– Милая моя Карина, ты же не глупая девочка. Подумай, сколько же времени прошло там, в твоём мире?

Канарейка упрямо шагала вперёд. Кажется, среди деревьев показался просвет.

– Думаешь, что души Ольгерда и Геральта ещё не принадлежат мне?

– Я всё ещё здесь.

– Именно твоё завораживающее упрямство заставило меня потратить на тебя столько своего времени, – Гюнтер О’Дим рассмеялся раскатисто, видимо, находя это какой-то невероятной шуткой.