Игра на чужом поле
Шрифт:
Николай заметно напрягся, переводя взгляд с Хокона на меня, и стало понятно, что кронпринца Норвегии он узнал. Мой переводчик прищурился, его взгляд переключился на Марту, потом на девушку с камерой… И тут, похоже, в голове парня сложился пазл: лицо стало удивлённым, глаза чуть округлились. Он даже рот приоткрыл, позабыв перевести мой очередной ответ детям.
А ты, брат, думал, мы тут мышей не ловим? Ха! Пятьдесят тысяч крон? Да свои отдам, если надо!
С наглядной агитацией в этом зале реально было плохо: голые стены, ни плакатов, ни даже фотографий местных чемпионов. Решил оставить
Неожиданно в зал ворвалась разъяренная фурия лет сорока, стильно и дорого одетая в брючный костюм. Дамочка, сверкая бриллиантами в серёжках и массивном колье, почему-то тыкала наманикюренным пальчиком в мою сторону и что-то громко вопрошала на норвежском. В другой руке у неё был сотовый телефон — а это в Норвегии сейчас роскошь. И вообще, всё во внешнем виде незваной гостьи кричало: я не из тех, кто терпит отказ.
Фотограф, явно привыкшая к таким сценам, спокойно щёлкнула меня ещё раз и, пожав плечами, произнесла:
— Я, мамма — де ар хам!
Слова прозвучали как приговор.
— Кто хам? — я на всякий случай сделал шаг за подростка-толстяка, ведь гостья была очень убедительная в своей ярости и направлялась прямо ко мне.
— Она сказала: «да, мама — это он», — перевел Николай, явно не понимая причину волны злобы и ненависти, исходящую от незнакомки. Да и я её не понимал.
— Чё надо? — с опаской спросил я, но ответа не дождался: дама рванула на меня, как разъярённая тигрица. Удар когтями по морде был бы неизбежен, если бы я не был олимпийским чемпионом по боксу. Нырнув под круговой удар дамочки, я почувствовал, как её маникюр свистнул где-то в районе моего уха.
— Спроси, что этой дуре надо! — в шоке выкрикнул я Коляну, отходя назад.
— Хва виль ду, дин тоске?! — запальчиво закричал Колян, стараясь заслонить меня своим худощавым телом. Всё-таки мы, советские, своих в беде не бросаем!
Но он зря перевёл мой вопрос дословно.
— Хва са ду, рассэр?! («Что ты сказал, русский?!») — дама тут же переключилась на него и манула когтистой рукой ещё раз!
Николай, увы, не обладал моей ловкостью, и на его щеке тут же расцвели три ровные, глубокие царапины. Мне стало реально страшно: дама явно не собиралась останавливаться, а бить её я не мог — всё-таки женщина. И что делать?
Поцарапанный переводчик разом прекратил свои героические попытки по моему спасению и быстро отскочил за мою спину в испуге. И старик, местный глава, и тренеры, которые вели занятия, тоже испуганно шарахнулись, не пытаясь защитить знаменитого гостя, чьё имя носил их клуб. Короче, всё были в шоке, кроме детей. Пацанва она и в Норвегии пацанва. Мальчишки вместо страха проявили неожиданную смелость: щуплый очкарик рванул к толстяку, чтобы объединиться для защиты своего спортивного кумира.
Но спасла меня любовь норвежской принцессы. Марта, опомнившись, заступила дорогу фурии и на повышенных тонах принялась с ней общаться. При этом глаза моей подруги сверкали не хуже бриллиантов на
— «Это спорт! Тут всё бывает», — тяжело дыша переводил Николай, показывая высокую психологическую устойчивость. Вот она, советская закалка! Не медведь же лапой двинул, а всего лишь слабая… гм-м женщина.
— А она что отвечает? — шепчу я.
— «Он покалечил моего сына! Чудовище! » — послушно переводит Колян.
Марта, не давая когтям, которым бы позавидовал сам Фредди Крюгер, пролить и мою кровь, наконец, прояснила ситуацию:
— Это мама твоего вчерашнего соперника. А это его сестра.
Тут в зале возник ещё один персонаж — водила Марты, и в руках у него тоже был сотовый кирпич. Йоханссон остановился в дверях и торжественным тоном что-то громко объявил.
— А? — не понял я, хотя все остальные поняли прекрасно и замерли как по команде.
— «Госпожа Марта, телефонный звонок! Его величество король Улаф пятый на проводе!» — опять отличился переводчик и добавил уже явно от себя: — Да ну нах…! Что, правда?
Глава 17
Сказанное Йохансоном было услышано всеми участниками конфликта, а также воздержавшимися. Король! Тем более и Хокона, и Марту в гимназии знали, а значит, понимали, что в теории король мог и звонить по сотовому внучке. «Да он старый, и, может, с техникой не дружит, но это же наш король!» — примерно такие мысли, я думаю, вертелись в головах норвежских граждан.
Что думал Колян, я уже слышал. Даже свирепая мама побитого мною боксёра остановилась на мгновение, но этого мига хватило и тренерам, и господину Йонасу, чтобы осмыслить происходящее и сделать единственно верный шаг. Встать на мою защиту, разумеется. Тётка, внезапно оказавшись одна против троих соотечественников, да ещё с явной поддержкой двух русских, в драку больше не кидалась. А тут ещё Николай перевёл фразу брата Марты, сказанную девушке-фотографу:
— «Я сейчас полицию вызову! Успокой свою мамашу!»
Хокон хоть и не лез меня заслонять своим пока ещё довольно тщедушным телом и, уверен, понимал, что угрозы никакой нет, но в стороне не остался. Малорик!
Мамаша же теперь кричала не столько на меня, сколько на тренеров.
— «Да он покалечил моего ребёнка! Чертов русский! Мальчик в больнице!» — обрывками переводил Колян. То ли боялся передать накал эмоций, то ли просто старался, чтобы я понял суть, а не поток слов. А может, всему виной была его исцарапанная физиономия.
Тем временем Марта, уже совершенно серьёзно, сделала шаг вперёд и…
Девушка встала в неумелую, но боксёрскую стойку, как бы подчеркивая, что своего Штыбу она бить не даст. Разве что сама… потом, если будет за что.
Да что за глупости в башку лезут!
— Щёлк, щёлк, — сестрица боксёра, очевидно, тоже местная гимназистка, продолжала фотографировать меня с остервенением папарацци. Ну точно компромата для газет наделает!
Но и эту проблему снова решила моя возлюбленная. В этот момент я, наверное, впервые по-настоящему осознал её чувства ко мне — не просто симпатию или увлечение, а нечто гораздо более серьёзное. Марта, сделав пару шагов, выхватила фотоаппарат, может, и дорогой, кстати, и раскрутив его за ремень, как пращу, впечатала в пол, заставляя аппарат, жалобно звякнув, разлететься осколками по спортзалу.