Игра на равных
Шрифт:
Первые минуты поездки она приноравливалась к лошади, вспоминая знакомое с детства чувство. В последний раз она садилась на лошадь несколько лет назад, но, как оказалось, этот навык не так легко забывается. Карли сразу же попала в ритм поступи Искорки, поводья как будто сами легли в ладони.
По обеим сторонам тропинки сочная яркая зелень подлеска пышно разрослась после весенних дождей. Сейчас густые кроны сосен заслоняли солнце, но Карли знала, что очень скоро тропинка поднимется выше границы сосновых лесов, в места скалистые и холодные, поражающие величественным
Она вздрогнула, предвкушая соприкосновение с теми могучими силами, которыми дышит девственная природа. Она очутится перед суровым, изрезанным морщинами лицом гор, таким же знакомым ей, как ее собственное лицо. Карли очень любила живописные зеленые уступы у подножия гор, заросшие дикой геранью и ярко-синим водосбором. Но там, наверху, где снежные мазки усеивали скалы, как капельки взбитых сливок, ей дышалось особенно легко, а кровь быстрее струилась по венам.
Чейз обернулся, проверяя, успевает ли она за ним. Карли поразило выражение его лица. «Те же чувства, наверное, написаны и на моем, - подумала она.
– Тот же почтительный, благоговейный восторг».
– И сколько же ты этим занимаешься?
– спросила она.
– Ну, водишь группы в горы?
– Боишься, как бы я не завел тебя в дремучий лес?
– А что? Это был бы не первый случай, - парировала она.
Чейз хмыкнул.
– Хватит вспоминать прошлое. Мне ж было-то всего тринадцать, и я думал, что рожден для гор. В этом возрасте каждый считает, что способен на любые подвиги.
– Возраст тут ни при чем. Ты всегда считал, что способен на любые подвиги.
– Она невольно улыбнулась, вспомнив, к чему это частенько приводило.
– Да-а, реальность самым неприятным образом время от времени ставит нас на место.
– Он, видимо, хотел обратить все в шутку, но Карли успела уловить промелькнувшую в его взгляде печаль.
Ей вдруг от души захотелось отвлечь его от тех мыслей, что вызвали эту печаль.
– Но ты так и не ответил на мой вопрос, - напомнила она.
– Давно ты водишь в горы туристов?
– Начал пару лет назад, когда меня заставили уйти из спорта.
– Кто заставил?
– Врачи нашей команды и заключение консилиума спортивных ортопедов. Вообще-то никто меня не заставлял, просто, так сказать, продемонстрировали ожидающую меня перспективу. После четырех серьезных травм они предупредили, что я останусь калекой, если не оставлю спорт. Мне было двадцать шесть, тщеславия хоть отбавляй, а меня поставили перед выбором - либо навсегда оставить спорт, единственное, чему я мечтал посвятить жизнь, либо остаток своих дней ковылять на протезах.
– Выбор не из легких.
– Да уж. А в двадцать шесть он кажется еще сложнее, чем в тридцать один. Мне даже трудно теперь поверить, что я был настолько глуп, но, представь, я собирался играть до тех пор, пока вообще смогу ходить. Слава Богу, мою судьбу решили другие, отказавшись продлить мой контракт. Кому нужен игрок, оберегающий во время матча свои колени от биты?
– Он усмехнулся.
– Не скажу, что следующие
Она попыталась представить, как он переносит одну мучительную операцию за другой - уже после вынужденного ухода из любимого спорта. И поразилась, что испытывает жалость. Жалость к Чейзу Самуэльсону? Боже милостивый, почему же ей так больно думать о его боли?!
За десять лет она бесчисленное количество раз повторяла себе, что была бы рада, если бы он страдал так же, как она, если бы узнал, каково это - корчиться в муках безысходности и разочарования. Но сейчас почему-то не испытала ни малейшего удовлетворения, лишь отчаянное желание преодолеть разделяющие их метры и поцелуем стереть горечь с его лица.
– А что потом?
– быстро спросила она, чтобы подавить этот неуместный порыв.
Он перебросил поводья в другую руку.
– Я вернулся в Уиски-Крик и понял, что дед не знает отдыха ни днем ни ночью. В одиночку справиться с хозяйством очень сложно. Он сказал, что устал заниматься стадом и хочет на старости лет пожить среди людей. Ко мне в Лейзи-Джейк приезжали ребята из команды - поохотиться, порыбачить. Они-то и натолкнули меня на мысль устроить в Лейзи-Джейке турбазу. Дед теперь на седьмом небе от счастья. Каждую неделю появляются новые люди - благодарные слушатели его древних как мир историй. Да и смерть бабушки он бы, наверное, не перенес, если бы туристы не отвлекали его от горя.
Карли не сомневалась, что дедушке Чейза такая активная жизнь пришлась по душе. Как говорил ее отец, этот старик - настоящий живчик.
– А тебе самому нравится?
– спросила она.
Он снова повернулся в ее сторону. Одна его рука лежала на бедре, другая легко придерживала поводья. Несколько мгновений он молча вглядывался в ее лицо, потом уголки губ дрогнули в улыбке.
– Ага. Ребята того стоят.
Не успела она спросить, каких ребят он имеет в виду, как Чейз тихонько добавил:
– Бывают моменты, когда мне кажется, что если есть рай на земле, то он именно здесь и в Лейзи-Джейке. Вот и сейчас я чувствую то же самое.
Не выдержав его пронзительного взгляда, она вспыхнула и поспешно отвела глаза.
Ей вдруг отчаянно захотелось забыть о смерти Майка, хоть ненадолго спрятать свои обиды и злость в дальний уголок сознания, захлопнуть дверцу и трижды повернуть ключ в замке. Какое это было бы блаженство - сбросить с себя гнет прошлого и просто отдаться во власть их с Чейзом растущего влечения.
На один короткий, малодушный миг она позволила себе помечтать о нескольких днях, проведенных наедине с Чейзом среди этой потрясающей природы, под аккомпанемент шелеста ветра в соснах да пронзительного клекота ястреба-одиночки над головой вместо той какофонии злобы и разочарования, что безостановочно звучала в ее душе.
Она зябко повела плечами - не столько от порыва ледяного ветра с вершины горы, сколько от презрения к себе, - за то, что, пусть на секунду, но допустила такие мечты.