Игра на равных
Шрифт:
– Чейз… Спасибо тебе, - прошептала она.
– За куртку? Не стоит.
– Он усмехнулся.
– На тебе она выглядит куда лучше, чем на мне, уж поверь.
– За куртку и… за все остальное. Мне этого так не хватало.
Она ждала какого-нибудь насмешливого ответа, но Чейз только улыбнулся - мягко и светло. Потом вынул из задних карманов две банки пива, и Карли поразилась - каким образом ему удалось их засунуть в джинсы, которые сидели на нем как влитые. Он бросил одну банку Карли, подхватил свою тарелку и устроился на плоском валуне футах
Карли вдруг стало легко и свободно, она согрелась - не только благодаря его куртке, но в основном благодаря его теплой улыбке.
Больно и тяжело это признавать, думала она, с аппетитом поедая приготовленный им ужин, но очень может быть, что мама права. Очень может быть, что Чейз действительно порядочный человек. Но вся проблема в том, как ей совместить несовместимое? Как ей поставить знак равенства между этим парнем, тихонько насвистывающим песенку из шоу Энди Гриффита, с тем негодяем, каким он оставался в ее памяти все эти годы?
И вообще - хочется ли ей это делать?
Обида и горечь казались сейчас такими далекими, как самая крошечная звездочка на усеянном светящимися точками черном небе, и Карли пришла в отчаяние, представив, что ей нужно снова вытащить все это наружу. Эта поездка значительно упростится, если бы она смогла хоть на время забыть о прошлом.
Ну, не может Чейз, виновный в смерти ее брата, быть тем же самым человеком, который вызывает в ней такие нежные и теплые чувства. Похоже, Чейз вырос, возмужал и превратился в заботливого и внимательного человека, способного взять на себя труд помогать двум опустившимся пьяницам и покупать продукты занесенным снегом вдовам.
«В двадцать один он, возможно, и был безответственным и эгоистичным, - размышляла она, - но ведь в этом возрасте многие считают себя безгрешными. Плюс природное самолюбие и весьма лестное приглашение в высшую лигу… Стоит ли удивляться, что Чейз решил, будто он может получить что угодно и кого угодно - независимо от последствий?»
Карли вздохнула, и Чейз устремил на нее вопросительный взгляд:
– Все в порядке?
– Да. Просто задумалась.
– Это все виноват разреженный горный воздух. Он заставляет мозги работать.
– Чейз улыбнулся, в упор глядя на нее, и у Карли зашлось сердце. Совсем не от недостатка кислорода.
– Да, наверное, - пробормотала она.
– Лучшего лекарства, чем здешняя природа, во всем свете не сыскать. Куда там до нее столичным психиатрам с их консультациями за двести долларов в час и болтовней насчет генов!
– Неужто ты делишься личным опытом?
– Ну что ты. У меня нет проблем, я счастлив на своем месте. Работаю с лучшими людьми на земле, в окружении самого прекрасного пейзажа, какой только мог сотворить Господь, да еще и сам себе хозяин. Чего еще желать? Прямо скажем, неплохо для средней руки ковбоя из Вайоминга.
Карли ничего не ответила.
– Ну а ты?
– помолчав, спросил Чейз.
– Нужно иметь немалое мужество, чтобы заставлять браконьеров расстаться с оружием.
– Случается,
Он изумился.
– Что ненавидишь? Свою работу?
Она бросила в воду камешек, глядя, как круги медленно расходятся по зеркальной поверхности.
– Нет. Все эти бессмысленные убийства ради нескольких долларов или, хуже того, ради трофея на стене гостиной какого-нибудь богатого выскочки. Иногда меня прямо тошнит от человеческой жестокости.
– Почему же ты этим занимаешься? Если эта работа расстраивает тебя - займись чем-нибудь другим.
– Нет, я люблю свою работу, - упрямо возразила Карли.
– Сколько себя помню, хотела стать только инспектором природоохраны.
Чейз хмыкнул.
– Да уж, помню. Если ты не бегала за нами с Майком, то крутилась вокруг Верла.
– Мне многое нравится в моей работе. Я могу наблюдать животных в их естественной среде, я не привязана к кабинету, и ребята у нас отличные. А особенно мне нравится заниматься расследованием, вот как сейчас.
– Но?… - приподнял он бровь.
– Но иногда бывает очень тяжело.
– «Тяжело? Губительно для нормального человека», - про себя добавила она.
Ей приходилось видеть целые стаи канадских гусей, убитых во время кладки - просто так, чтобы поупражняться в меткости. Ей приходилось видеть юнцов, совсем малолеток, даже без водительских прав, стреляющих во все, что движется, и не испытывающих при этом ни малейшего сожаления или раскаяния. А сколько раз она неделями расследовала какое-нибудь вопиющее убийство, чтобы передать негодяя в руки правосудия, а потом видела, как он заливался на суде крокодиловыми слезами - и получал два месяца условно или смехотворно низкий штраф!
– Браконьерство растет из жадности и безответственности, - сказала она.
– Почему бы не взять то, что принадлежит всем и никому в частности? Эти подонки так и делают. А потом самым гнусным образом уродуют добычу, забирают самое ценное - рога или шкуру, а остальное просто-напросто бросают.
Она швырнула в озеро еще один камешек.
– Я не могу избавиться от чувства, каким бы наивным оно ни казалось, что это в моих силах - сделать мир чуть-чуть лучше, защитить хоть малую его часть от уничтожения. Я не могу… - Ее голос затих, когда она встретилась глазами с Чейзом и увидела в них удивление, смешанное с… чем-то, чему она даже не могла подобрать названия.
Щеки у нее вспыхнули.
– Извини. Когда дело касается охраны дикой природы, то я перегибаю палку в своем энтузиазме и навожу на окружающих скуку.
– Не извиняйся. Я горжусь тобой. И Майк бы тоже гордился.
Странно, но эта похвала была приятна ей, как теплый ласковый июльский дождик.
Карли отставила тарелку и взялась за удочку. Ей вдруг стало жалко терять минуты этого дивного вечера. В душе растаяли последние крупицы терзавшего ее весь день напряжения. Тепло и приятная сытость, напевы ветра и плеск воды баюкали ее на скалистом берегу озера.