Игра с отчаянием
Шрифт:
Однако коридор заполнил не её смех — это был бархатный смех балерины, чей силуэт проступал сквозь пелену тумана. Лирия шла навстречу Хине, в то время как та чувствовала, как жизнь покидает её тело.
— Ах, да, — в последний раз послышался голос Тау, — говоря о том, что я хочу помочь… Прости, Хиганбана. я соврала!
Тау издевательски рассмеялась. “Какая же ты сволочь, Тау…” — в бессильной ненависти подумала Хина, падая наземь и как будто сквозь толщу воды слыша насмешки Лирии.
***
Хиганбана отпустила края юбки и, заложив руки за спину, с выражением детского интереса стала вертеть головой, оглядывая зал. Окружающие смотрели на неё в молчании.
— Видите, Хан-сан! Теперь-то вы мне верите?! Верите, что моё появление её ничуть не радует?!
От обращения к себе Марибель вздрогнула и смутилась. Она скосила глаза на Тау и, убедившись в справедливости слов Хины, кивнула. Хиганбана усмехнулась. Горделиво задрав нос, она упёрла руки в бока и проговорила:
— Во-от! А вы ещё мне не верили… Ну разве может появление союзника вызвать на этой мерзкой роже такое убогое выражение ужаса, а? — Хиганбана насмешливо оскалилась.
— Знаешь, довольно странно такое слышать от той, у кого точно такое же лицо… — пробормотал Минато, немного пришедший в себя от шока и теперь переводящий взгляд с одного присутствующего на другого, положив руку на лоб.
Услышав его замечание, Хина обиженно поджала губы.
— Я не настолько отвратительна! — недовольно заявила она.
Ёшики, всё это время в ступоре наблюдавший за ней, наконец не выдержал и с кривой ухмылкой произнёс:
— Да уж, не ожидал, что нам придётся иметь дело со второй Тау…
Хиганбана резко повернулась к нему, и на её лице отразилось выражение глубочайшего оскорбления.
— Вторая Тау? — обиженно переспросила она и тут же презрительно усмехнулась. — Ха! Тау — жалкая копия! Перед вами — несравненный оригинал! — Хиганбана с горделивым видом прикрыла глаза и взмахнула рукой, будто бы демонстрируя саму себя.
Её слова не сильно убедили Ёшики, но он решил с ней не спорить. К тому же, он тоже видел, насколько сильным ударом оказалось для Тау подобное появление Хиганбаны. Первичный ужас прошёл, и Тау сидела на своём троне с непроницаемым лицом. Кукла была настолько подавлена, что вообще перестала подавать всякие признаки жизни, как и положено куклам. И, как ни странно, именно такое поведение показалось Ёшики наиболее жутким.
Тем временем на лицо Хиганбаны вернулось выражение, которое окружающие так часто видели у её аватара Хитаги — лёгкая улыбка. С этим выражением она взглянула на Эрику: та смотрела на неё как обычно самоуверенно. Тогда Хиганбана склонила голову набок и сказала:
— Итак, Фурудо-сан, я вижу,
Эрика усмехнулась. На её лице было выражение превосходства и спокойной уверенности. Она оглядела зал и, убедившись, что все вокруг ждут её ответа, ровным тоном произнесла:
— О, для этого мне даже не пришлось применять детективные навыки: я всего лишь услышала ваш разговор с Хан-сан. — Губы Эрики искривила насмешливая ухмылка.
Хиганбана положила руку на грудь и облегчённо выдохнула.
— Слава Богу, что вы это подтвердили! — воскликнула она. — А то я уж в тот момент боялась, что вижу слежку там, где её нет. Отсутствие паранойи очень меня радует. — Хиганбана вернула Эрике насмешливую ухмылку.
А вот остальным было не до веселья, особенно Марибель. Едва она услышала слова Эрики, она тут же побледнела. Эрика выдала то, что ей так хотелось бы держать в тайне от остальных, причём, несомненно, сделала это с полным осознанием последствий — об этом красноречиво говорило выражение издёвки в глазах детектива, появлявшееся при каждом коротком взгляде на мечтательницу. Впрочем, не насмешливость Эрики так подействовала на Марибель — гораздо хуже ей было от ощущения взглядов компаньонов. Марибель опустила глаза, боясь видеть осуждение Минато и Ёшики за то, что она утаила от них истину, хотя знала её. Правда, пока никто из них её не осуждал — они просто смотрели на неё в неверии. Всё это до боли напоминало четвёртый суд.
Наконец, Ёшики хмуро поинтересовался:
— Раз ты всё знала, то чего молчала-то? Я понимаю Хи… Хиганбана, у неё всегда была эта дурацкая таинственность, но ты-то чего?..
Марибель молчала, виновато глядя в пол. Ёшики совсем не понимал мотивов её поступков. Разве не логичнее рассказать такую важную вещь, а не скрывать до конца? Почему она умолчала? “Ладно я, мы с ней никогда особо не были в доверительных отношениях, но Арисато тоже явно ничего не знал…” — мрачно подумал Ёшики, скосив глаза на товарища, поражённого молчанием Марибель не менее его самого.
Минато был мрачнее тучи. Им овладели противоречивые чувства: с одной стороны, он искал объяснение поведению Марибель, с другой же, он почувствовал, что все его усилия по сплочению команды были напрасны. Как бы он ни пытался оправдать Марибель, Минато упирался в одно-единственное объяснение: она всё ещё не доверяет ему. Это было больно не столько из-за жалости к себе или чего-то подобного, сколько из-за осознания правоты Эношимы, постоянно убеждающей его в тщетности борьбы. “Какой смысл пытаться вселить во всех надежду, если в конце концов отчаяние поглотит вас поодиночке?” — постоянно насмешливо спрашивала она. И каждый раз ему было всё труднее что-то ей ответить.
Отчаявшись найти хоть какое-то (не вселяющее горечь) объяснение, Минато наконец хрипло спросил, не глядя на Марибель:
— Почему ты ничего не сказала?
Марибель вздрогнула, словно его слова полоснули её ножом, а затем ниже опустила голову и затихла. Какой-то внутренний барьер не давал ей рассказать о реальных причинах своего молчания, и она сама не была уверена, что именно это было.
В этот момент в разговор вмешалась Хиганбана.
— Когда я спросила её об этом, Хан-сан дала мне одно объяснение, — загадочно начала она, заложив руки за спину и возведя глаза к потолку. — Я не собираюсь озвучивать его, пока сама Хан-сан не изъявит желание, но моё мнение таково: в этом очень заметно влияние общения с одним человеком. И знаете, я считаю это очень милым! — с лучезарной улыбкой заключила она.