Игра в аду
Шрифт:
Тяжелее всего смотреть на второй ряд, где расположились семьи погибших. Там есть люди, которые знают меня лично, от чего их ненависть такая сильная и всепоглощающая. Намного проще считать, что в окружении твоего ребенка была ядовитая змея, отравляющая жизнь и виноватая в его смерти. Обвинять знакомых легче, чем чужаков. Им и в голову не может прийти, что на игре мы столкнулись с настоящим хищником, из смертоносной хватки которого было не вырваться.
– Гхм гхм… - я откашливаюсь перед тем, как начать.
Сначала я подумывала написать речь, но мне показалось, что это тот случай, где правильнее
– На моем месте мог оказаться кто-то другой. Представьте, что обстоятельства повернулись так, что сейчас здесь стоит кто-то из ваших близких. Хотели бы вы, чтобы его презирали за то, что он жив? Если нет, тогда почему вы так сильно ненавидите меня? – я делаю паузу, чтобы дать им осмыслить услышанное. – Двадцать четвертого июля прошлого года произошла трагедия. Многие из вас потеряли кого-то, кого вы любили всем сердцем. И я тоже. Я была там и видела, как умирают мои друзья. Я не успевала опомниться, как находила застреленной очередную подругу. Вы можете представить, каково это, когда теряешь близких одного за другим? Как вы знаете… Я убивала. Многим из нас тогда пришлось это делать. Но не только, чтобы спастись, как вы думаете... Когда мы только узнали, что нас ждет, нашлись те, кто хотел уйти. Их даже не пугал тот факт, что они могут быть застрелены за отказ играть. Тогда организатор игры показала нам кое-что еще. Видеотрансляции с камер наблюдения. На экране я увидела спящую сестру. Карина - маму, Анжелика – больного брата, Натали – тетю, которая заменяла ей родителей, Анна – любимую бабушку, Марк – отца. Каждый из игроков нашел свою трансляцию. Нам сказали, что эти люди умрут в случае нашего отказа…
По залу проходится волна удивления и перешептывания. Я смотрю на маму, и она легонько кивает мне.
– Ничто не может в полной степени оправдать нас. Чем дольше мы играли, тем труднее было сохранять здравый рассудок. Может быть, поэтому мы приговорили Анжелику к смертной казни на электрическом стуле, даже не подумав, что нам предстоит увидеть.
В зале становится невыносимо шумно, и Оксана выходит, чтобы их успокоить.
– Уважаемые, - начинает она говорить в микрофон, - Позвольте Аделине закончить свой рассказ.
Дождавшись, пока они стихнут, я продолжаю.
– Я так и не смогла нажать кнопку, чтобы проголосовать за казнь. Но это не помогло. Ее было не спасти. Это было ужасно… Запах паленой плоти заполнил подвал. Повсюду была кровь и рвота. Словами не могу передать, что там происходило…
Но я пытаюсь передать. Рассказываю им все в мельчайших подробностях, несмотря на то, в каком шоке они пребывают от этих слов. Возможно, мое заявление наведет в обществе панику. Но мне все равно. Сегодня хочется побыть тем эгоистом, которым меня считают, и сделать что-то на благо себе, а не другим.
– Я не против, если вы продолжите считать меня убийцей. Но, когда вы тычете в меня пальцами… Я не уверена, что выдержу... – я вскидываю голову, чтобы не заплакать.
В конце плохой истории всегда случается что-то хорошее. И я должна им об этом рассказать, чтобы им в голову не пришло опустить руки и потерять веру в лучшее.
– Не знаю можно ли назвать мои попытки жить дальше удачными, но я пытаюсь. Если бы не моя семья, я бы, наверно
Родители поднимаются с места. Я вижу, что они держатся за руки. Это лучший подарок, который они только могли мне сделать.
– И есть кое-кто еще, кому я благодарна и обязана тем, что снова умею смеяться. Мои соседи – Изабель и Макс. Спасибо вам за все…
Я вижу, как Бель смахивает с лица слезы, пока Макс обнимает ее за плечи.
Моя долгая речь, занявшая почти целый час, заканчивается.
– Спасибо, что выслушали, – тихо говорю я и спешу удалиться со сцены.
На экране, который все это время был за моей спиной, начинается фильм, снятый Оксаной. Она поговорила с каждой семьей. Взяла интервью у всех, кто захотел рассказать о погибших. Собрала фотографии и видео из домашних архивов.
Спустя три часа он заканчивается. Никто не остался равнодушным, никому не удалось сдержать слез. Все уходят из зала опустошенными, зато с чувством, что в этой истории наконец-то поставлена достойная точка.
Когда я собираюсь подойти к родителям, дорогу мне преграждает знакомый полицейский.
– Помните меня? – спрашивает он.
Неужели арестует меня?
– Здравствуйте. Вы все это время были здесь? – говорю я робким голосом.
Он кивает.
– Я не одобряю того, что вы здесь устроили. Особенно, меня огорчил тот факт, что вы кое-что скрыли от меня.
Я нервно сглатываю. О чем я только думала, когда решила что-то утаить от полиции.
– Вы не интересуетесь ходом следствия. Не хотите узнать, как далеко мы продвинулись? – спрашивает он спокойным голосом.
Ничего не остается, кроме как промолчать. Стыдно издать хоть один звук.
– Аделина, все нормально. Я понимаю.
В его голосе слышится одобрение. Почему таким, как я, попадаются настолько понимающие люди?
– Вы нашли того парня? – спрашиваю я, расслабившись.
– Еще нет, но мы близки. Как только он окажется у нас, вам придется прийти и опознать его. Сможете?
– Думаю, да.
– Отлично, Аделина.
– Его наняла София? – спрашиваю я.
Он неуверенно кивает. Я замечаю в его глазах что-то такое, отчего становится тревожно.
– Может ли быть такое, что за ней стоял кто-то еще? – спрашиваю я с подозрением, следя за его реакцией.
Но он полицейский, а я не менталист, чтобы моментально раскрыть его ложь.
– Тебе не о чем волноваться, – уверенно отвечает он. – Еще увидимся, Аделина.
Я киваю, про себя надеясь, что он действительно прав.
43 глава
Спустя одиннадцать месяцев после игры
Прежде чем родители одобрили мой переезд, мы успели поругаться так сильно, что перестали разговаривать на целых дне недели. Они постоянно смотрели на меня осуждающим взглядом, будто считали предателем.
Сегодня, в день отъезда, они помогают мне собраться. Мама аккуратно укладывает мои вещи в чемоданы, пока отец одевается, чтобы отвезти меня.
– Ты правда хочешь взять это с собой? – спрашивает мама, смотря в мою сумку, доверху набитую памятными открытками, альбомами с фотографиями, тетрадями и учебниками.