Игра в аду
Шрифт:
Я собираюсь уйти, но он преграждает мне путь.
– Даже ничего не скажешь?
– спрашивает он озлобленным голосом.
Мне становится не по себе. Кажется, что он готов голыми руками вырыть могилу и, не задумываясь, кинуть меня в нее. Ему бы, наверное, доставило удовольствие слышать, как я задыхаюсь под слоем земли.
– Скажи же хоть что-то!
– он срывается на крик, а после падает передо мной на колени и начинает рыдать, - Хоть что-нибудь...
Он опускает голову на землю. Теперь я вижу, что сделала, и как выглядят вдребезги
Я тоже опускаюсь на холодную землю. Хочется дотронуться до него, но мне страшно касаться его трясущегося от истерики тела. С каждой минутой его всхлипы становятся все тише и примерно через двадцать минут, наконец, стихают.
Он поднимает голову и смотрит на меня красными от слез глазами. Его лицо перепачкано кладбищенской землей. Я достаю из сумочки влажную салфетку и протягиваю ему. Его презрительный взгляд становится равнодушным. Он, словно вообще забыл, что я здесь нахожусь.
– Спасибо.
Он берет салфетку и принимается наскоро обтирать ей лицо. После чего поднимается на ноги и, в последний раз бросив взгляд на могилу Марка, уходит.
Пора возвращаться. Встречи с кем-то еще я не переживу.
Вернувшись к машине, я вижу обеспокоенного отца.
– Я уже собирался идти за тобой, - говорит он, залезая в авто.
– Зачем?
– спрашиваю я, пристегивая ремень безопасности.
– Отец Марка выходил с кладбища. Испугался, что вы пересеклись.
– Мы и пересеклись, - тихо говорю я.
– И как прошло?
– А как ты думаешь?
– В смысле?
– А что бы ты сделал, встреться с моим убийцей?
– спрашиваю я, внимательно смотря на отца.
– Убил бы, - выпаливает он, поздно осознав, какую глупость сморозил.
Папа смотрит на меня извиняющимся взглядом.
– Ничего, я понимаю, - говорю я убитым голосом и отворачиваюсь к окну.
40 глава
Спустя год, два месяца и восемь день.
Я поражаюсь выдержке и спокойствию Макса. Толком не отдохнув после дороги, он снова оказывается за рулем.
– Извини, что заставила тебя посреди ночи тащиться куда-то.
– Я только за, если это хоть как-то тебе поможет, – отвечает сосед уставшим, но уверенным голосом.
Кивнув, я отворачиваюсь к окну. Ночная трасса – одна из самых красивых вещей. Не понимаю, почему ее до сих пор не причислили к одному из чудес света. Зачарованная огнями фонарей и проезжающих мимо автомобилей, я не замечаю, как пролетает время.
Навигатор сообщает, что мы добрались до пункта назначения.
– Теперь направо и прямо. Нам нужен восьмой дом, – говорю я Максу.
Через пару минут мы оказываемся на моей даче. Макс включает фонарик на телефоне. Найдя нужный ключ в связке, я открываю железную калитку с облупившейся краской. Как же давно сюда никто не приезжал. Родители совершенно забросили огород. Сейчас он полностью зарос бурьяном.
– За домом должны быть бревна.
Макс озадаченно смотрит на меня.
– Могу попробовать. Главное не устроить пожар.
Через бурьян он пробирается в сторону леса, откуда возвращается с горкой мелких сухих веточек.
Макс выдергивает сорняки, обкладывает место для костра кирпичами, найденными около дома, укладывает на землю растопку и поджигает ее принесенными из машины спичками.
Маленький, еле заметный огонек, разгорается в пылающий костер. Макс подкладывает все более крупные ветки, пока я стою рядом и наслаждаюсь полыхающими языками пламени в сопровождении с трескающимися звуками.
Я достаю из кармана письма.
– Не возражаешь, если я прочту вслух?
Освещенное светом костра лицо Макса выглядит таким сочувствующим. Он и без слов догадался, что я собираюсь сделать, и что именно сейчас услышит.
Я не издала еще не единого звука, а слезы уже проступают на глазах. Может быть, когда-то я стану сильнее и научусь сдерживаться, но пока это физически невозможно.
Первое письмо, лежащее сверху, написано для Анны.
– Помнишь, когда мы вдвоем ходили на мемориал, ты сказала: «Хотела бы я сделать в жизни что-то настолько значимое, чтобы и в честь меня зажгли вечный огонь». Я тогда согласилась, но сейчас осмелюсь поспорить с тобой. Какие бы атрибуты не напоминали нам о потерях, без памяти, запечатанной в сердце, никто не вечен. А я буду помнить и никогда тебя не забуду, Анна.
Лист бумаги отправляется в костер. Дождавшись, когда он полностью сгорит, я приступаю к следующему – для Натали.
– Недавно я заходила на страницу к твоей сестре. У нее там полно фотографий твоего персидского кота. Могу тебя заверить, что он в порядке. И, наверняка, скучает так же сильно, как я. Помнишь, как ты опоздала на учебу, потому что не смогла найти одежду, не покрытую толстым слоем рыжей шерсти? Когда я открываю шкаф, то мысленно возвращаюсь к нашим походам в магазин. И сейчас моя проблема в том, что я не могу найти одежду, не покрытую воспоминаниями о тебе. Ты смирилась с шерстью, сказала, что так Рыжик всегда рядом. Обещаю, что буду носить ту одежду, чтобы ты всегда оставалась со мной.
Огонь с жадностью пожирает листок и трещит в ожидании следующего – для Анжелики.
– Я постоянно думаю о том, почему из всех игроков, именно ты умерла такой смертью. Справедливо ли, что лучшие люди страдают сильнее всех? От мамы я слышала новости о твоем брате. Уверена, ты знаешь, но я все равно скажу, что он в порядке. Хотя без тебя ни он, ни я уже никогда не будем в норме. Слишком сильно мы от тебя зависели и любили, чтобы хоть на один день смириться. Помнишь, как мы с Марком были на грани расставания? Конечно же, помнишь и знаешь, что именно ты нас тогда помирила. Не знаю, откуда в тебе, двадцатилетней девушке, было столько мудрости, но я никогда не забуду тебя и твоих советов.