Игра в игру
Шрифт:
– А, ну тогда и квартира, и роман уплывут, – подытожила девушка.
– Как же тебе неуютно на свете в окружении монстров, доченька, – в сотый раз за последний год прошептала мать.
– Мне кажется, все обойдется, – сказал Игнат. – Слишком полновесное чудовище Маша изобразила. Таких не бывает.
У него снова возникло ощущение укола: терпимая боль, и вот жидкость под давлением проникает внутрь и распирает что-то, борясь за место. Ведь она должна целиком поместиться там, куда ее вводят. Так и Елена Калистратова словно вколола Машу Шелковникову, которая теперь неуклюже устраивалась в нем. Но ведь сама Елена давно обитала внутри актера. Следовательно, Маша теснила ее, замещала
– Ребята, можно было бы снять обычную убогую хрущевку… Но Сергей довел меня до подъезда, – горестно забормотала она. – Клянусь, я сказала ему только, что мы пришли… Как назло, здесь особый проект, однокомнатных нет. Ничего не клеится. И вообще тут слишком уютно…
– Ерунда, – отрезала Маша. – Обои сдерем, потолки закоптим, стекла заклеим изолентой крест-накрест, двери поцарапаем ножом, на паркет выльем несколько пузырьков ацетона.
Лиза с Игнатом нервно хохотнули.
– Продолжаете смеяться? Да вы уже не в себе. Оба.
– Не в себе? Не у себя! Ты станешь великим режиссером! – крикнул жених невесте. – Точно! Лиза всерьез завязала, и я решил сделать ремонт в ее берлоге. А ты приютила без двух месяцев свекровь. То есть временно Лиза живет у тебя. И, главное, ремонт может растянуться на неопределенный срок.
– Почему же ты не приютил родную мать? – недовольно спросила девушка. – И потом, нельзя так безалаберно издеваться над реальностью. «Обычная убогая хрущевка» – подарок отца сыну! А сколько этот «мелкий» дар стоит? У тебя плюс ко всему еще одна какая-то квартира. И у твоей невесты трехкомнатная. Будем еще и мне родителей, отчаливших на ПМЖ в Америку, выдумывать? Перебор, господа.
– Но это единственный приемлемый вариант, доченька. Тогда не придется накануне вашей свадьбы устраивать здесь разгром и врать, будто только одна комната жилая, а две другие наполнены пустыми бутылками и заколочены.
– Вам не кажется, что нужно признаться во всем Сергею и не валять дурака? – не выдержала Маша. – Он такой же, как вы, доверчивый и увлекающийся, поймет. А если не тот, за кого себя выдает, отстанет. Он не имеет отношения к роману, мама. Он – твоя личная трагическая случайность.
– Почему трагическая? Может, счастливая, – запротестовала Лиза.
– Потому что его уже приходится обманывать не одной тебе. Ты вынуждена вступить в преступный сговор с нами. Твоя актриса выбрала себе дорогу – спиваться, но не замечать правды. А теперь надо лгать, чтобы ей повезло. Люди, пока не заврались, пока не поздно, остановитесь.
Лиза с Игнатом отчужденно молчали. Ничего противоестественного в розыгрыше они не находили. «Зачем приплетать мораль там, где нет аморальных целей? Я допишу роман, не вспугнув Верину удачу, и сама все объясню Сергею. Может, он посмеется от души. Разве обязательно именно сейчас говорить все как есть?» – уныло размышляла писательница. «Я помогу Лизе. А как хочется, чтобы гордая богиня Елена попросила моего содействия, в чем угодно», – думал актер, уставившись в стену и еле заметно усмехаясь.
Маша тронула его за плечо:
– У тебя какое-то недоверчивое выражение лица. Мечтаешь?
– О тебе, – резко ответила за парня Лиза. – Я мешаю вам, ребята. Давайте закругляться. Итак, Сергей – взрослый мужик, а его интерес к квартире и сыну есть, по сути, интерес ко мне. Будем считать, что мальчик
– Конечно, Лиза. Даже если ему придет в голову в июле катать твоего великовозрастного сына на санках, я от роли не откажусь.
– Спасибо большое, – выдохнула писательница и оставила молодых людей наедине.
Утро у Лизы Шелковниковой выдалось хлопотное для языка. Она проводила Машу любоваться съемочным процессом – Игнат должен был заказать пропуск – и собралась блаженствовать за ноутбуком в особой тишине необитаемого дома. Даже незримое и беззвучное присутствие дочери в квартире активизировало материнский инстинкт, который упорно наводил сочинительницу на размышления о том, что приготовить девочке на ужин, как отговорить ее покупать зимние сапоги на шпильке и так далее. А предстоящее бракосочетание вообще свело на нет Лизино умение бросить любое занятие и сосредоточиться на романе, едва за Машей захлопнется входная дверь. «Повезло, что Сергей явился как часть творческого процесса, – думала женщина, мать и писательница в одном усталом лице. – Машкину свадьбу, свою влюбленность и работу я не потянула бы. Первое не отменишь, третье не бросишь, неизбежен был бы отказ от второго». Зазвонил телефон. Пришлось разговаривать. Сначала с Полянским.
Тот выписался из больницы, но после настоящего покушения вел себя совершенно иначе, чем после Лизиной имитации. На вопросы о случившемся он лаконично отвечал: «Это было недоразумение без последствий». Сведущих осаживал: «Милиция трудится». Выражения сочувствия не поощрял. И замазывал белесые следы на коже рук тональным кремом. Но его высказывания о современных авторах стали такими желчными, что издание их книг представлялось делом непристойным и стыдным, даже будь оно гораздо более доходным, чем было. «Илья выполняет тяжелейшую миссию, – шептались его друзья. – Общество должно обожраться гадким чтивом, чтобы переболеть несварением мозга и выздороветь».
– Доброе утро, причина моей язвы, – сказал издатель.
– Здрав будь, писательский кормилец. Вывел формулу зависимости раскупаемости тиража от количества белка в пище на душу населения?
– Создайте что-нибудь конкурирующее с жирами, белками и углеводами.
– Опомнись, безбожник.
– Как твоя сага о пропойцах? Через две недели не представишь?
Лиза поперхнулась и с трудом обрела дар речи:
– Раньше ты хоть за труд машинисток своих авторов ценил. Чтобы напечатать роман на компьютере, нужно время, даже если в твоей трактовке сочинительство не требует усилий и происходит за едой, стиркой, глажкой, во сне. Я еле уговорила тебя дать мне возможность заняться этой темой. Я подрядилась справиться с ней за какие-то три месяца. А ты просишь уложиться в два. Между прочим, люди годами каждый роман пишут. И не смей говорить пошлостей вроде «Так то – люди». Или: «Настоящий роман, конечно, быстрее не напишешь».
– Я иначе скажу. Если ты в двадцать первом веке будешь годами вымучивать из себя единственный текст на «эту тему», я перестану тебя уважать. Лиза, положение безвыходное, выручай. Человек не рассчитал силы, не вылез из запоя и не сдаст нетленку вовремя. А поменяйся вы с ним сроками выхода книг, мой план останется незыблемым.
– Так господа литераторы еще пьют? – возопила писательница. – Кто бы мог предположить! В двадцать-то первом веке! И ты порывался отказать моему роману в актуальности?