Игра в косынку. Практикум
Шрифт:
Многочасовые монологи впоследствии оформились в четкую речь, ограниченную лишь парой минут, но вместившую все составляющие, распластавшие Марго в тишине и пустоте.
Слово Марго. Фигура трагическая (прочувствованная речь длинной в полторы минуты)
Порой я кажусь себе дворником, который разгребает огромные подтаявшие сугробы, и среди оплывшего серого снега лежат старые фотографии. Весна всегда навевает на меня смутные воспоминания. Запах теплой земли делает меня мягкой, как масло, и я начинаю думать о своей жизни. Порой мне кажется, что мои мужчины всегда находятся со мной. Они заглядывают мне через плечо,
Они в моей постели, они в ванной, они напоминают мне о том, что пора менять зубную щетку, они смотрят на меня, когда я лежу на полу в полной темноте и удивляются, что им не удалось выпить меня до дна. Теперь они возвращают мне свои долги — хотя никто из них ничего мне не должен.
Это так же просто, как шевелить пальцами в ванной. Дымишь себе сигаретой и ни о чем не думаешь. Вспоминать легко, легко чувствовать их руки на своих плечах, дурея от ощущения нереальности всего, что со мной происходило. Одинокой женщине очень трудно выжить в этом мире, мне — проще простого. Очень сложно быть одинокой, когда в твоей голове собралась толпа разных отморозков, осененных моей памятью.
Порой я вступаю с ними в долгие и бесплодные споры. Поворачивая голову в сторону своих мужчин, я словно говорю им: «Смотрите, какой вы сделали меня! Вот какая я стала. Смешно сказать, все это — плод творения ваших рук».
Мои мужчины. Каждый их шаг я меряю через призму своих желаний и предпочтений. Все так просто — в один прекрасный момент я поняла, что с меня достаточно. Моя личная толпа — это ни много, ни мало. В самый раз. Под завязку. Так, чтобы поплавок плавал. Больше мне в себя не вместить — как ни старайся. Иногда хочется сесть и зажать уши руками, чтобы хор их голосов в моей голове перестал звучать, и я начала все заново, с чистого листа. Но каждый из них во мне, а назад дороги нет.
Я не могу смириться с мыслью, что после расставания со мной их жизнь продолжается. По мне, так это пустая оболочка продолжает пить по утрам кофе (портвейн, чай с молоком, апельсиновый сок, или кто из них что там любил) — сами они перекочевывают в мою голову и поселяются там навеки. Так удобнее. Им не скучно. У них есть я. А у меня всегда есть пара слов для моих мужчин, не просто пара слов, а долгий, нескончаемый поток, длинные речи, километровые домашние заготовки, я великолепна.
Теперь, когда они во мне, я могу рассказать им все, что я недосказала в те минуты, когда молчание затягивалось, я смотрела в окно и не могла выбить из себя ни слова. Как в фильмах — двое хватают друг друга за руки в темноте, кутаясь в простыни, и говорят, говорят — вокруг них вспыхивают и тут же пропадают неясные образы — прошлые любовники, собаки, друзья, солнечный свет в стакане где-то в раннем детстве, карусели и мороженщики, обидчики, далекие кроны деревьев, когда лежишь под ними на спине, серьги в ушах, уши вообще и опять — полные уши слез — сама не понимаешь, откуда столько взялось, и куда все это девать.
Кто-то скажет — все, чем я обладаю — это ничтожно мало, но по мне — в самый раз. Идеальная пропорция безумия, прекрасная возможность размазать себя по полу весом целой толпы мужчин — порой в мешанине рук и ног совсем невозможно различить где я, а где они.
Слово автору. Ветер (пронзительный взгляд
Когда Вася и Марго встретились в последний раз, дул безудержный, злой ветер. Он трепал волосы Марго и они змеились в бесконечных воздушных потоках, огибая ее шею.
Марго молчала, потому что хотелось сказать слишком много, и ничего, совершенно ничего не имело смысла. Вася же, напротив, не мог подобрать ни одного слова, казалось, он все их перезабыл одним махом. Время остановилось, и остался только ветер, завывающий в протяжной тишине, а Марго захлестывала всепоглощающая нежность, такая, словно обнимаешь себя за плечи, а кто-то дует тебе в затылок — щекотно и хочется улыбаться. Ветер раздувал слезы Марго по щекам, а она даже не вытирала их — все теперь потеряло смысл — не было ничего, о чем бы стоило сожалеть, просто хотелось немного поплакать, глядя на Васю.
Вася вытянулся по стойке смирно и потерянно думал, что от ветра у Марго волосы стоят дыбом.
Слово Марго. Карнавал (некоторые тезисы о нашей личной жизни)
Весь день мы ужасно тупили — даже и не приврешь чего-нибудь прикольного вроде героического спасения старушек на водах. Хотя — плевать, мы в глубоком отпуске, не нравится — сваливайте.
— Если ты собираешься просить счастья человечеству, то не забудь про детенышей морских котиков, — голос Анечки плыл по комнате — глухой и низкий, потому что ей лень было поднимать голову из завала подушек.
— А им-то оно на хрена? — у компьютера я угнездилась только к вечеру, от лени слабели ладони, так, что мышка не кликала.
— Всем, значит, можно, — пробормотала Анечка, с кряхтением выдираясь из постели, — а котикам нельзя? — она протопала через всю комнату и тяжело опустилась рядом со мной, — хотя, знаешь, я с тобой согласна — пошли эти котики в задницу.
— Забудем про котиков, — кивнула я, — поможем себе.
— Умище-то куда девать, — порадовалась за меня Анечка.
— Пошла ты, — отмахнулась я.
— Вот еще, — почему-то обрадовалась Анечка, — у меня отпуск и я желаю провести его здесь.
— Ну и молодец, — буркнула я.
— Знаю, — скромно согласилась Анечка, — я вот лежала и думала.
— Очень рада, — сдержано покивала я.
— Думала про то, что ты мне на лестнице рассказывала, — продолжала Анечка, не обращая внимания на мои слова, — и поняла, чего ты должна попросить у своей косынки.
— Чего?
— Что бы все это позабыть и послать подальше — Васю этого, хренасю… И за меня до кучи попроси — чтобы я тоже все это послала туда же. И вообще — открывай свою хрень и сейчас же раскладывай — не тяни.
Я послушно щелкнула мышкой, открылась косынка и я принялась сонно перетаскивать карты с места на место. Теплый вечерний ветерок бесцельно болтался по комнате, красноватые солнечные пятна дрожали на стене, пахло персиковыми косточками, греющимся системным блоком, оливковым рассолом, опадающим зноем с улицы, вечерней зеленью и подушками, на которых валялись, сладко раскинув руки. Я раскладывала косынку с опаской, потому что совершенно не хотелось, чтобы мы опять вывалились из квартиры и нас понесло в какую-то задницу типа Питерской ментовки, после изнуряющей исповеди на лестнице Вася припоминался мне с трудом, его лицо сменялось какими-то полузнакомыми, а то и совсем левыми лицами, я судорожно старалась сосредоточиться, но мысль плелась по своей колее, ее траектория никак не давалась мне в руки, Анечка над ухом напряженно сопела, а потом пасьянс, как всегда сошелся. Счет: 13005. Я с болезненным интересом смотрела на разлетающиеся по экрану карты.