Игра в прятки
Шрифт:
Работа на фабрике
Софи
Этим утром мсье Жозеф снова в рабочем одеянии, хотя и сшитом из дорогой ткани. Волосы у него зачесаны назад, он улыбается, играя ямочками на щеках. Должно быть, легко вот так улыбаться, когда живешь в большущем замке с жарко натопленными каминами и ломящимися от съестного погребами. И все же, несмотря на эти мысли, я не могу отрицать, что при виде Жозефа настроение у меня немного поднимается.
– Мадам Кольбер покажет вам, что нужно делать сегодня утром, мадам Тибо, – сообщает Жозеф маме, кивая на женщину, стоящую
Старуха кивает, и мама, сдержанно улыбнувшись нам, уходит с ней.
– А теперь, если можно, я хотел бы показать вам фабрику, – говорит Жозеф. Сначала мне кажется, что он обращается только к Ларе, но он добавляет: – Вам обеим. Таким образом вы сможете ближе познакомиться с этим местом и чуть больше узнать о процессе изготовления обоев.
Мы направляемся к скоплению зданий, в которых располагается фабрика, минуем тележный сарай, склады инструментов и древесины, тканей и других материалов, после чего дорога разветвляется у большого каменного здания. Его двери распахнуты, и на нас летят едкие клубы дыма.
Внутри одна из работниц, прижимая к носу платок, разводит огонь под двумя громадными медными чанами. Когда женщина отходит от чанов и опускает платок, я понимаю, что, хотя она старше меня всего лишь двадцатью годами, не более, волосы, которые выбиваются у нее из-под чепца, белые, как мел, а руки ниже локтя испещрены розовыми и коричневыми шрамами.
– Это прачечная, – поясняет Жозеф. – Здесь кипятят полотно, из которого производится бумага. В этих чанах – щелок. Если вам когда-нибудь понадобится зайти туда, не приближайтесь к ним. Это вещество опасно: попав на кожу, оно разъедает ее.
Работница прачечной замечает нас и спускает закатанные рукава, пытаясь спрятать руки. Она тоже зарабатывает на жизнь благодаря изделиям, которые покупают люди, никогда не задумывающиеся о их подлинной стоимости.
Затем мы останавливаемся у гораздо более внушительного строения. Жозеф объясняет, что это papeterie [28] , где из смеси древесной массы, тряпья и волокон хлопка изготавливают саму бумагу. Двери этого здания тоже распахнуты, за ними ведется бурная деятельность. Одни работники крутят рукоятки больших, громоздких машин или возятся у дымящихся баков, другие разливают по емкостям разного размера какой-то густой сероватый суп. Наружу ползет затхлый растительный запах размокшей бумаги.
28
Бумагодельня (фр.).
Из papeterie мы направляемся в сопоставимую по размерам красильню, заставленную длиннющими низкими столами, залитыми и забрызганными красками всех мыслимых цветов. Остальную часть помещения занимают ряды огромных красильных чанов в виде ванн, с краев которых, точно мокрые шкуры, свисают сырые бумажные полосы.
– Ты будешь работать здесь,
– Испортится?
– Посветлеет или потускнеет. Размажется по обоям и изменит их внешний вид.
Я озираюсь. Слева и справа от меня работники таскают полные ведра воды, порошков и солей, наполняют гигантские красильные чаны кипящими жидкостями всех цветов радуги и размешивают их толстыми веслами. Возле одного из таких чанов я замечаю маму: мадам Кольбер, направляя ее руку с ведром, показывает, сколько жидкости необходимо налить. Их окружают сетки с пучками растений, подготовленные для замачивания.
– Идемте, – Жозеф увлекает нас за собой, – я покажу вам печатню.
Здание печатни, расположенное в самом центре предприятия, – крупнейшее из фабричных строений. В нем так много окон, что его вполне можно было сделать из одного лишь стекла. Весь нижний этаж занимают длинные столы, за которыми одновременно могут разместиться тридцать человек. Над этими столами на цепях подвешены квадратные деревянные плашки, а под ними разложены бумажные полосы.
– Вот здесь, – говорит Жозеф, поворачиваясь к моей сестре, – ты и будешь работать.
На конце каждого стола стоит деревянный горшок, по стенкам которого стекают капли яркой жидкости. Работник наливает синий краситель на плоскую губку, лежащую в неглубоком лотке, а его напарник в это время опускает вниз деревянную плашку, висящую на цепи. Он прижимает плашку к губке, которая сочится густой синей краской, затем подтягивает ее к бумаге и переносит краску на поверхность. Это действие повторяется, и наконец я замечаю, что прежде чистая бумажная лента начинает пестреть синими пятнами.
– Как же им удается ровно наносить узор? – озадаченно спрашивает Лара.
– В каждом из углов деревянной плашки есть металлический штифт, – говорит Жозеф. – При совмещении четырех точек изображение выравнивается, и испортить его практически невозможно.
Он ведет нас по широкой лестнице в комнату, расположенную этажом выше: здесь длинные рабочие столы придвинуты вплотную к огромным окнам, что позволяет пользоваться всеми выгодами естественного освещения.
– Здесь работают рисовальщики и рисовальщицы, – объясняет Жозеф. – У каждого из них в подчинении отдельный стол. Они рисуют узоры на обойной бумаге. Затем резчики вырезают эти узоры на деревянных плашках, которые, как вы уже видели, покрывают краской и отпечатывают на обоях.
За каждым из столов трудится небольшая армия. Перед работниками разложены стопки листов пергамента и грифели, а также наборы инструментов всех форм и размеров с деревянными рукоятками. Витающий здесь запах, вид пергаментов и инструментов, звуки, издаваемые резчиками, удары молотков по ручкам резцов – все это так привычно и в то же время так неожиданно, что я, пораженная зрелищем, замираю. Даже кожаные фартуки работников точно такие, как был у папы. Лара тихонько вкладывает свою руку в мою ладонь.