Игра в прятки
Шрифт:
– Ах, чуть не забыл! – Жозеф засовывает руку в карман. – Ты обронила.
Он отдает мне шпильку, и я благодарю его.
– Мне показалось, что выпало несколько штук.
– Извини, – улыбается он, направляясь к дороге, – я заметил в траве только одну.
Пикник
Лара
Сначала я предполагаю, что мы дойдем до лужайки, где уже устроились несколько работников, но Жозеф обходит ее стороной. Справа слышится журчание быстрых струй реки, которая снабжает фабрику водой. Немного погодя шум воды стихает, и впереди показывается темная
Жозеф решительно направляется к деревьям, я же замедляю шаг. Он оборачивается и замечает, что я колеблюсь.
– Я не хочу неприятностей… Мы не слишком удалились от печатни?
На губах юноши появляется робкая улыбка.
– Конечно, нет.
Я пробираюсь вслед за ним между деревьями, вороша башмаками опавшую листву. Несколько секунд спустя мы выходим на большую ухоженную лужайку. На миг я теряюсь, не понимая, куда мы попали, но потом вижу светлеющий вдали задний фасад замка и догадываюсь, что мы, вероятно, где-то в глубине сада.
Жозеф направляется под сень огромного старого платана, сучья которого тяжеловесно покачиваются на фоне серо-голубого неба. У дерева весьма своеобразная форма, ветви, раскинувшиеся по сторонам от искривленного ствола, напоминают руки, а наплывы на них – сжатые кулаки. Сев на траву, Жозеф кладет рядом с собой узелок из коричневой ткани.
– Вот.
Он ослабляет бечевку, стягивающую коричневую салфетку, и достает из узелка багет, ломтики сыра, saucisson [30] и горсть сушеных фруктов. Еды тут больше, чем мы вчетвером съедали в Марселе за обедом, и при виде нее я не могу скрыть своего удовольствия.
30
Колбаса (фр.).
– Вы всегда берете с собой так много? – спрашиваю я.
– Нет, – спокойно отвечает Жозеф, – не всегда. Жаль, что мы не смогли найти твою мать и Софи, чтобы разделить эту трапезу с ними. Пожалуйста, угощайся.
У меня текут слюнки при виде аппетитной посыпанной мукой поверхности хлеба и насыщенного сырного аромата. Я стараюсь обуздать голод и есть с подобающей неторопливостью, но это не так-то легко. Утонченный, солоноватый вкус хлеба и сыра, контрастирующий с пряным привкусом сухих фруктов, лишь разжигает аппетит. Но когда я представляю, как мама и Софи, затерявшись в толчее у красильни, доедают остатки вчерашнего хлеба, чувство голода сменяется чувством вины.
Обед почти закончен, и мой желудок впервые за много месяцев полон, поэтому я благодарю Жозефа, полагая, что настало время возвращаться на фабрику. Но он снова тянется к узелку, на сей раз разворачивает его полностью и расстилает на траве. Внутри обнаруживается бумажный сверток, а в свертке – несколько восхитительнейших тарталеток с клубничным джемом; джем мерцает, как драгоценный рубин, а корзиночки из теста искрятся золотистой глазурью.
– Справишься ли ты еще и с десертом? – осведомляется Жозеф.
Я распахиваю глаза и, вероятно, издаю восторженный возглас, ибо юноша тут же протягивает тарталетки мне.
– Я заказал их повару вчера, – сообщает он. – Это мое любимое лакомство. И, судя по твоему виду, тебе они тоже должны понравиться.
Я беру изящную тарталетку и любуюсь ею.
– О, благодарю вас! Я уже и не помню, когда в последний раз их ела!
Мы наслаждаемся пирожными в дружеском молчании,
Я внезапно вспоминаю нашу последнюю ночь в Марселе, женщину, изображенную на присланном тетушкой образце обоев, сверхъестественное сходство комнаты на обоях с моей собственной спальней, сверхъестественное сходство изображенной женщины со мной. У меня начинает кружиться голова, в глазах рябит. Ткань, служившая скатертью для пикника, внезапно исчезает. Между мной и Жозефом словно разверзается страшная пропасть, бездна в форме могилы. Я в ужасе смотрю туда.
– Лара? – с тревогой спрашивает юноша, дотрагиваясь до моей руки. – Тебе нехорошо?
Я заставляю себя сделать вдох и тру глаза. Что за нелепые страхи! Расстеленная рядом с нами ткань – вовсе не могила, теперь я это вижу. Это всего лишь мужской кафтан. Кафтан Жозефа.
С фабричного двора доносится звон колокола, я еще раз благодарю юношу за угощение и наблюдаю за тем, как он отряхивает кафтан от крошек и сворачивает его. Но когда я вслед за ним направляюсь к фабрике, у меня снова начинает кружиться голова, и, чтобы не споткнуться, мне приходится сосредоточить все свое внимание на Жозефе.
Маленькая Венеция
Версаль
Ортанс
Я лениво ковыряю остатки лакомств, приготовленных для пикника. Жареный лосось с пюре из водяного кресса, паштет из скумбрии, устрицы. Свежеприготовленный утренний улов. У меня на коленях устроился Пепен, его крохотный животик набит рыбным паштетом, а я прислушиваюсь к тихому журчанию Большого канала и плеску весел гондольеров. Где-то вдали мужчина поет легким, но густым, как табачный дым, басом, и ветер доносит до меня итальянские слова:
– Non piu andrai, farfallone amoroso… [31]
Я сразу узнаю эту вещицу – арию из «Женитьбы Фигаро». Здесь, на просторных берегах Большого канала, говорят только по-итальянски. Я почти поверила, что действительно нахожусь в Венеции…
– Ma petite? Ma petite!
Знакомый надтреснутый голос резко возвращает меня в постылую реальность. Я открываю глаза и вижу прижавшего к голове бархатистые ушки Пепена, который таращится на матушку. Моя камеристка, Мирей Ануй, женщина, у которой за плечами больше лет, чем у Мафусаила, делает то же самое. Хотя и куда более вяло: должно быть, матушкино кудахтанье только что пробудило ее от летаргического сна.
31
Первые слова знаменитой арии Фигаро из оперы Моцарта «Женитьба Фигаро», в русском переводе: «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный…»