Игроки и жертвы
Шрифт:
– Заходи. Анна, занесешь кофе! – приказал он, возвращаясь в кабинет. – У тебя есть десять минут, пока я отдыхаю, - металлический голос не оставлял места для размышлений.
Я вздохнула, облизав губы.
– Долго будешь молчать? – он сел в свое кресло.
– Прошу прощения. Кирилл Алексеевич, я пришла с просьбой….
– Ну, еще бы, - фыркнул он, - с чем еще-то ты могла прийти. Говори.
– У комбината есть социальная программа по выдаче ссуд работникам, - спокойно начала я, глядя прямо в серые глаза.
– Есть. Вставай на очередь.
–
– Из-за этого ко мне зачем приходить?
– Дело в том, - я судорожно сжала спинку стула, около которого стояла, - что по условиям программы человек должен проработать на комбинате не менее пяти лет… Я же…. Я работаю только один год.
Кирилл Алексеевич нахмурился, его серые глаза сузились, и он медленно откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Было ясно, что ему совершенно не нравилась эта ситуация. Он внимательно изучал меня, будто взвешивая каждый мой жест, каждую мелочь, которую можно использовать против меня. Я стояла перед ним, сжав руки так сильно, что ногти впились в кожу стула, но продолжала выдерживать его взгляд.
— И? — протянул он, склонив голову набок. — Ты думаешь, что я должен сделать для тебя исключение?
– Здесь, - я положила перед ним папку с бумагами, которые подготовила Ирина, - мои характеристики от начальницы отдела кадров. И мое обязательство выплатить ссуду в течении трех лет, а не стандартных пяти. Если нужны дополнительные гарантии – я готова их предоставить.
Он с тихим смешком покачал головой.
– Еще одна…. Боже, ты серьезно думаешь, что ради красивого личика, я готов буду потратить на тебя деньги комбината?
Мне показалось, что я ослышалась.
– Что? Простите….
– Месяца не проходит, чтобы кто-то из вас не приходил ко мне с такой просьбой, - он даже не притронулся к папке. – Программа для того и создана, чтобы вы, глупые курицы, не донимали меня подобным.
– Программа создана для того, - выпалила я, прежде чем успела прикусить язык, - чтобы работники комбината знали какой у них замечательный директор и хором голосовали за вас на выборах!
Кирилл Алексеевич медленно поднял глаза, его лицо окаменело. Он больше не усмехался; его губы сжались в жесткую, тонкую линию, а взгляд потемнел. На его лице появилось выражение почти хищной ярости, и я поняла, что перешла черту. Он снова откинулся на спинку своего массивного кресла, сложив руки на груди.
— Что ты сказала? — голос его стал ледяным, и в нём сквозила опасная угроза. Он изучал меня, как жертву, которая внезапно решила взбунтоваться, и теперь ему было интересно, чем всё закончится. — Повтори.
— Простите, — выдавила я, хотя извинение звучало так же натянуто, как и мое дыхание. — Но это правда, Кирилл Алексеевич. Люди приходят к вам, потому что у них нет другого выхода. А программа создана не для их удобства, а чтобы поднять ваш рейтинг. К тому же эта программа идет как социально-значимый проект и софинансируется из бюджета. У вас минимальные
Он наклонился вперёд, упершись локтями в стол, и я заметила, как жилка на его шее слегка дернулась. Его губы растянулись в едва заметную, но абсолютно лишённую тепла улыбку.
— Минимальные риски, говоришь? — протянул он, понизив голос. В его тоне не было ни капли доброжелательности. — Думаешь, ты понимаешь, как работает этот комбинат? Считаешь себя такой умной, чтобы объяснять мне мои собственные схемы?
– Нет…. – я проглотила гордость и гонор, - нет. Простите…. Я действительно готова предоставить вам любые гарантии….
– Любые? – он внезапно откинулся на кресле и окинул меня быстрым оценивающим взглядом.
В этом взгляде было что-то жуткое, хищное, как у человека, который нашёл слабость своей жертвы и теперь размышляет, как её использовать.
Моё сердце пропустило удар, и я почувствовала, как к горлу подступил ком.
— Да, любые гарантии, — ответила, стараясь, чтобы голос не дрогнул, хотя внутри понимала, что за этими словами может последовать всё что угодно.
Он прищурился, и его глаза стали жестче, почти прикидывая что-то. В кабинете повисло напряжение, настолько густое, что его можно было ощутить физически.
— Гм, — протянул он, как будто обдумывая мои слова, и на его лице снова мелькнула та странная, злая полуулыбка, наполненная почти ненавистью. — Знаешь, — продолжил он медленно, — иногда гарантии — это не просто деньги или подписи на бумаге.
– Я не очень вас понимаю, - откашлялась я.
Богданов прищурил глаза, но молчал, дождавшись, пока вошедшая Анна поставила перед ним кофе и бросив на меня сочувствующий взгляд – удалилась.
— Не понимаешь? — протянул он, поставив чашку на стол и чуть наклонившись вперёд. Его голос стал мягче, но от этого ещё более угрожающим. – Хорошо. Тебе нужны деньги – я дам их тебе. Какая сумма нужна?
Я стояла, едва удерживая равновесие, когда он задал этот вопрос. Его голос был обманчиво мягким, почти вкрадчивым, как у змеи, которая готовится ужалить.
— Двадцать пять тысяч долларов, — выдавила я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. Он звучал тихо, но достаточно чётко. Я знала, что это большая сумма, и от осознания её величины мой страх только усиливался. Никто в здравом уме не разбрасывается такими деньгами просто так.
Богданов чуть наклонился вперёд, его глаза блеснули интересом, и хищная полуулыбка на его лице стала шире.
— Двадцать пять тысяч, — повторил он, смакуя слова, словно развлекался этой игрой. — Не много, не проблема. — Он сделал паузу и не сводя с меня взгляда. — Но ты понимаешь, что за такую сумму я ожидаю… адекватных гарантий.
– Да, - кивнула, все еще не понимая его игры.
– Когда нужны деньги?
— Как можно скорее, — прошептала я, едва выдавливая слова.
Его полуулыбка стала ещё шире, и в ней не было ничего хорошего.
– Завтра устроит? – спросил он, а в глазах горел хищный, издевательский огонь.