Игры богов
Шрифт:
Артемида терпеть не могла, когда обстоятельства вынуждали ее признать правоту Аполлона.
Когда Аполлон убедился в том, что все боги ушли на устроенное Афиной собрание — а подобные сборища всегда продолжались по нескольку часов, — он вышел из своей комнаты, которую все это время беспокойно мерил шагами, и направился к двери, ведущей на третий этаж. Артемида сама во всем виновата — она напросилась на это. Если бы не ее вмешательство и не глупая сцена, которую она разыграла в то злополучное утро, Аполлон сейчас просто
Пройдя по коридору, Аполлон остановился в самом его конце, у двери, которая вела наверх. Вот уже много лет эту дверь никто не открывал — ни с той стороны, ни с этой. Аполлон постарался убедить себя, что то ощущение озноба, которое появилось у него в животе, не является страхом, и открыл дверь. Ручка подалась не сразу, но дверь не была заперта. Он толкнул ее, и она с неприятным скрипом открылась. Глазам Аполлона предстала полутемная лестница, вся затянутая паутиной и покрытая окаменевшей грязью. На ступеньке, расположенной примерно на уровне глаз Аполлона, сидела жирная крыса и внимательно за ним наблюдала, а чуть выше нее на стене совокуплялась парочка гигантских тараканов. Это напомнило Аполлону о том состоянии, в котором находилась остальная часть дома до появления Элис… Отбросив эту мысль, он вошел и закрыл за собой дверь. Помещение погрузилось в почти непроницаемую тьму. Впрочем, сверху лестницы проникал тусклый свет. Аполлон двинулся навстречу этому свету, и с каждым шагом, приближавшим его к запретному третьему этажу, ступеньки издавали все более громкий стон.
Поднявшись наверх, он очутился на лестничной площадке из грубых досок и увидел маленькое окошко и еще одну невзрачную некрашеную дверь, ведущую неизвестно куда. Перед дверью, на стуле, таком же непритязательном, как и все здесь, сидела богиня, которую Аполлон не видел очень давно: это была его мачеха Гера, сестра и жена Зевса.
Они, не моргая, смотрели друг другу в глаза. Насколько было известно Аполлону, Гера неподвижно просидела здесь более двадцати лет — ну разве что гладила павлинов, которые лежали на полу у ее ног. У нее были волосы цвета самой темной ночи, спина, прямая, как лезвие гильотины, и лицо, при виде которого душа проваливалась глубоко под землю. Если Гера и была немного удивлена тому, что к ней впервые за двадцать лет кто-то пришел, она не снизошла до того, чтобы выказать это.
— Гера, — проговорил Аполлон, — не могу сказать, что рад тебя видеть.
Гера не пошевелилась. Ее губы по-прежнему были плотно сжаты.
— Предлагаю не тратить время на светскую беседу, — продолжил Аполлон.
— Я бы предпочла вообще не тратить время на беседу, — ответила Гера, — но, как я вижу, ты не оставляешь мне выбора.
— У меня есть сведения, — сообщил Аполлон. — Сведения, которые, возможно, тебя…
— Короче, — прервала его мачеха.
Аполлон проглотил неприятный комок
— Ну так вот, в доме назревает заговор против тебя.
— Поразительно, — ответила Гера, — а я всегда считала себя всеми любимой богиней..
— В настоящее время, — продолжал Аполлон, — заговорщики собрались в гостиной, чтобы обсудить свои черные замыслы на твой счет.
Ему отчаянно хотелось сгустить краски — например, использовать более мрачное слово, чем «гостиная», но слово «зал» было еще хуже, а других синонимов он так и не подобрал.
— И что с того? — произнесла Гера, все так же глядя ему в глаза.
Аполлон опустил взгляд на павлинов, которых его слова уж точно ничуть не заинтересовали: они, не обращая на него никакого внимания, стали клювами толкать друг другу комок твердой грязи. Он вновь поднял глаза на мачеху и сказал:
— Они задумали погубить тебя.
Гера пожала плечами:
— У них ничего не выйдет. Это все, что ты можешь сказать? Если так, можешь идти.
— И Зевса.
— Что-что?
На бесстрастном лице Геры впервые отразилось какое-то подобие интереса.
— Они собираются убить не только тебя, но и Зевса.
— Они не посмеют сделать это, — произнесла Гера, но голос ее прозвучал немного нервно.
— И почему же? — спросил Аполлон. — Ведь как Зевс получил свою должность? Он убил своего отца. И его отец убил своего отца…
— Зевс сильнее, чем тебе кажется, — заявила Гера. — Он еще не готов умереть.
— У тебя встревоженный вид, — заметил Аполлон.
— Я спокойна.
— А мне кажется, что нет.
— Я спокойна.
Аполлон стал ждать. Гера устремила безжизненные глаза на лестницу. Аполлон молчал.
— Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — спросила Гера.
— А зачем мне лгать?
— А зачем тебе говорить мне правду?
Аполлон задумался.
— Может быть, я пытаюсь макнуть своих братьев и сестер лицом в дерьмо, — наконец сказал он.
Теперь задумалась Гера.
— Что ж, признаю — это в твоем стиле, — произнесла она.
Но развивать свою мысль Гера не стала. Она по-прежнему сидела на своем стуле, не шевелясь.
— Если ты думаешь, — сказал Аполлон, — что я задумал отвлечь тебя, чтобы убить Зевса самому…
Гера невольно дернула бровью, и Аполлон понял, что его догадка верна.
— Так вот, можешь не тревожиться — это не так. Клянусь.
Гера была неподвижна.
— Клянусь Стикс, — добавил Аполлон.
Гера по-прежнему не шевелилась.
— Ладно, клянусь Стикс, что я пришел сюда не для того, чтобы убить Зевса или причинить ему вред. Довольна?
Гера встала. Лишь ее павлины знали, когда она покидала свой стул в последний раз. Тем не менее это вышло у нее довольно удачно — по крайней мере, суставы не трещали и не щелкали.
— Подожди здесь, — сказала она. — Охраняй его. И еще, Аполлон…
— Да?
— Если ты хоть немного любишь его, если в твоем крошечном сердце осталось хоть немного преданности ему, ты не откроешь эту дверь.