Игры Предвечных
Шрифт:
– А если ты уже в тягости?
– попробовал увещевать он, уже жалея, что затеял этот разговор с женой, когда вокруг было такое скопление людей.
– Что если Прорва навредит нашему ребенку?
Марика покачала головой.
– Я не... ребенка еще нет.
– Ты это знаешь наверняка?
Жена промолчала. Седрик тяжело вздохнул.
– Уже третий месяц, как маннов нет в стране, - он поставил кубок обратно на услужливо подставленный поднос и поднял глаза на поле. Помощник распорядителя, который уже объявлял начало скачек, был другой. Очевидно, первый
– Те двое, которые остались на их корабле ждать возвращения посольства - не в счет. Пора бы им возвращаться. До столицы конными добираться - не больше месяца, если без обоза. И недели две-три там. Потом обратно...
Марика посмотрела на него. Седрик поймал ее взгляд и затосковал окончательно.
– Я это к тому, что время идет, и нужно давать ответ императору, - вынужден был пояснить он.
– Тебя ждут при дворе к зиме. Ты ведь знаешь, что это значит. Мы не можем больше тянуть...
Проорав последнее, помощник распорядителя стремглав кинулся прочь с поля. И вовремя - едва он убрался, перед зрителями показались полтора десятка всадников.
Седрик поневоле засмотрелся на их умение управляться с лошадьми и ловкость, с которой всадники демонстрировали разнообразные и подчас довольно опасные трюки на полном скаку.
– Послушай, - жена больше не улыбалась. Она тоже поставила свой кубок и, пользуясь тем, что внимание большинства веллов было отвлечено ловкачами на лошадях, повернулась к супругу.
– Хочешь - пусть будет еще ребенок. Но прежде дай мне неделю в Прорве! Не три месяца. Неделя - и я вернусь обратно. Это очень важно, Даг... Седрик. Я возьму больше воинов - и мы перейдем на ту сторону. Мне уже приходилось там бывать, и тамошние люди должны помнить меня. Мы заключим с ними союз. И доложим императору. Неужели ты не... это будет очень много значить для Веллии!
Седрик молчал. Он глядел на поле.
– Зима еще не скоро, - продолжала Марика. Ее негромкие речи, однако, утратили всегдашнее сдержанное спокойствие. Если вопрос значимости новых земель для Веллии был спорным, для самой принцессы он был, без сомнения, важен.
– Успеем сделать ребенка. Седрик, прошу. Я редко тебя прошу. Отпусти. Месяца не пройдет, как я вернусь.
К счастью, в этот момент тягостный разговор был прерван гонцом. Протолкавшись в ложу к Дагеддидам, он с поклоном вручил про-принцу Седрику письмо от короля. Седрик немедленно вскрыл печать и, пробежав глазами несколько спешно выведенных строк, слегка переменился в лице.
– Отец желает, чтобы мы возвращались в замок как можно скорее, - не дожидаясь вопроса жены, озабоченно проговорил он.
– У него какие-то важные вести. От самого императора.
***
Правитель Веллии перенес детскую болезнь в юном возрасте, и потому мог без опасений находиться рядом с внуками, не боясь заразиться. Хотя все трое заболели одновременно, семилетний Хэвейд, который был старше и крепче своих братьев, уже шел на поправку. Но, несмотря на улучшения, все трое наследников рода Дагеддидов еще были слишком слабы, чтобы покидать детскую комнату.
Король просидел с ними до самого возвращения младшего сына. Внуки были отрадой - одной из немногих в его жизни. Старый Хэвейд давно уже перестал думать о цене, которая была заплачена за их рождение - и им самим, и его сыном Седриком, и матерью этих детей. Во всем мире Светлого Лея только он и Марика знали, кто томился за прекрасной оболочкой его младшей невестки. И, хотя поначалу королю было не по себе при одной только мысли о том, что на самом деле происходило в семье его младшего сына, понемногу он стал привыкать к своему
В ту ночь, восемь лет назад, когда принцесса Марика пришла к нему и рассказала, что была специально подослана ведьмой, дабы погубить его род, король Хэвейд не удивился. Упомянутая ведьма из мести за отвергнутую любовь преследовала старшего Дагеддида с юности, обрушивая на его голову несчастье за несчастьем. Однако следующее признание, что красавица Марика оказалась обращенным романским Инквизитором Марком Альвахом, оказалось настоящим потрясением для правителя Веллии.
Впрочем, оправился Хэвейд достаточно быстро. Уничтожив ведьму с помощью заколдованного Инквизитора и тем самым навсегда похоронив для него надежду вернуть прежнее тело и прежнюю жизнь, король принудил несчастного романа остаться в королевской семье. Во избежание позора для своего и королевского родов, Инквизитор вынужден был молчать о тайне превращения. Снедаемый тоской, он существовал в женском облике и играл свою роль так хорошо, как только умел. Для всех, кроме короля, он оставался угрюмой и нелюдимой романской юницей, которую принц Седрик спас из огня. Со временем сам Хэвейд, который никогда не видел Марка Альваха иным, нежели прекрасной юной женщиной, которая вынужденно называла себя Марикой, перестал отличать внешний облик от внутреннего содержимого. Для Инквизитора надежда на избавление таяла с каждым годом. Уже было понятно, что до конца своей жизни он был обречен оставаться в ненавистном, но единственно доступном ему женском теле. И теперь, спустя множество лет, в течение которых принцесса Марика оставалась невесткой короля и хранила свою тайну, старый Хэвейд вовсе перестал думать о ней, как о ком-то, кроме жены сына и матери внуков.
Облик принцессы Марики был воистину прекрасным. Исказившая его мужеское естество ведьма нарочно придала чертам собственноручно создаваемой юницы свежесть и прелесть, какие были редкостью даже среди очень красивых женщин, усилив их притягательность магией хаоса. Однако именно поэтому характер невестки короля оставлял желать лучшего. Но какой бы ни была Марика, она сумела подарить королю продолжателей его рода, и уже за одно это Хэвейд готов был закрыть глаза на многие несуразности ее поведения, которое было не всегда приличествующим женщине. И, помимо того, поддержать во многих государственных начинаниях, которые казались давно назревшими самому королю.
Дети Седрика и Марики действительно удались. Несмотря на то, что близнецы получились похожими друг на друга, но отчего-то с разным цветом шевелюр, оба они живо напоминали старому королю его младшего сына в юных летах. Седрик был таким же горячим, нетерпеливым и изобретательным в стремлении скорее познать мир и переправить его в соответствии с собственными представлениями о правильности. В результате все его игры сводились к тому, чтобы невольно напакостить приглядывавшим за ним нянькам. С близнецами, которых сама Марика называла не иначе, как "шалопаями", повторялась та же история. Но несмотря на их характеры, близнецы были разумны, крепки и здоровы телами, в рослого и крупного отца. Король не сомневался, что ко времени из них получатся хорошие воины.
Их старший брат, названный в честь деда-короля Хэвейдом, был полной противоположностью легкомысленным близнецам. Хотя он тоже был необычно высок и крепок для своих лет, в отличие от братьев, Хэвейд всегда оставался молчалив и серьезен. Он был похож на романа - так же темноволос, курчав и зеленоглаз, как самые чистокровные из этого народа. И, как и многие романы, старший внук короля отличался проявлявшимися даже в детском возрасте выдержкой и стремлением к порядку. Хэвейд был умен, рассудителен, способен к учению, скрытен и мог стать для Веллии лучшим королем. Марика так же выделяла старшего сына. Она проводила с ним много времени, в то время как Седрик предпочитал играть с младшими детьми. Принц Генрих и его жена Ираика одинаково уделяли внимание всем племянникам, находя в них отраду собственной невозможности иметь детей.