Игры Предвечных
Шрифт:
Седрик, который до сих пор так же старался больше отмалчиваться, поднял хмурый взгляд.
– Отчего это должна быть именно ты?
Принцесса досадливо дернула углом рта.
– Мне часто приходилось видеть следы воздействия темной магии. Я их узнаю, - она снова посмотрела на короля.
– Император пишет - эта болезнь поражает мужчин. Я... вне опасности.
– Не можешь же ты ехать одна!
– Дозвольте, ваше величество!
– старый
– Я соберу малую охрану и буду сопровождать принцессу до самой крепости. Пока я жив, с ней ничего не случится.
Теперь все смотрели на короля. Хэвейд бросил взгляд на Седрика и качнул головой.
– Отец! Мы не знаем, что в крепости - та же болезнь, которая, по словам императора, свирепствует в Роме. Что, если там что-то другое?
– Седрик прав, - король посмотрел на Тристана.
– Друг, отправь туда кого-нибудь толкового. Пусть едет маг Хорус. Даже если это и есть та самая каменная чума... Прости, Марика. Тебя я не отпущу. Не прощу себе, если ты подвергнешься опасности.
***
Принцесса Марика оказалась права. Болезнь, поразившая легионеров в приграничной крепости, оказалась той самой загадочной каменной чумой. Спустя два дня зараза уже свирепствовала в Ивенот-и-ратте. Несмотря на отчаянные попытки защититься от нее водой и серебром, она, пусть медленнее, чем в прочих землях, но поражала все большее число мужей. От нее не спасали ни плотная одежда, ни повязки на лицах, ни, даже, обереги Светлого из чистого благословенного металла. Она никак не проявляла себя, и лишь незадолго до кончины люди начинали ощущать слабость и словно бы иссушение во всем теле.
Женщины были в отчаянии. Их каменевшие мужья, отцы, сыновья и братья походили на высеченные изваяния, но не на мертвых, и оттого веллийки даже не могли решить, стоило ли их хоронить. Каменные статуи оставались лежать во всех домах. Каких-то мужчин болезнь щадила сильнее, чем прочих. Чувствуя слабость и дурноту, они, тем не менее, протягивали несколько дней перед тем, как обратиться в камень. Другим, чтобы окаменеть, требовалось менее суток. Некоторые, однако, не болели вовсе, но таких оставалось ничтожно мало. За неполную неделю Веллия лишилась всей армии, а достославные Инквизиторы, которые были переданы в распоряжение короля Хэвейда, окаменели все. По указу правителя тела мужей, которых смерть заставала прямо на улицах, сносили в специально отведенные для этого дома и казармы. Но следовать этому приказу становилось все сложнее, поскольку поднимать каменные статуи на повозки, а тем более, переносить их на руках, было выше сил убитых горем женщин. Ко всему прочему, на жен, которые потеряли мужей, сваливались и мужеские дела, что так же требовали исполнения. Поддерживать порядок среди полубезумных от горя и страха людей становилось почти непосильной задачей.
Пока это было возможно, глашатаи ездили по городам и селениям, донося до тех, кто оставался жив, распоряжения короля. Однако спустя совсем короткое время, Хэвейд вынужден был отказаться и от этого. В его распоряжении оставалась всего горстка живых мужей. К тому же, через какое-то время признаки каменной болезни начали проявляться и у него самого, путая мысли и сковывая
Король не боялся умереть. Он был не молод, и уже готовился уйти к Светлому. Не грядущая смерть тревожила его.
Точнее, его беспокоила не своя грядущая смерть.
Несмотря на отчаянные многодневные усилия принцессы Марики, которая не отходила от детей день и ночь, в конце концов заболели и они. Седрик, чувствуя свое бессилие перед судьбами страны и те же недомогания, что и другие мужи, давно уже плюнул на все и оставался со своей семьей. Вдвоем с женой они пытались тормошить своих сыновей, купать их в осветленной воде с раствором из порошкового серебра и даже не давали им спать.
Но все усилия отчаявшихся родителей оказывались тщетны. Темноволосый Ерсус уснул первым. Почти одновременно с ним смертный сон сошел и на светлоголового Драгуса. Хэвейд держался дольше других. Пока Седрик бессмысленно и тупо гладил серевшие и твердевшие руки своих мертвых детей, принцесса Марика продолжала тормошить старшего сына, обтирала его лицо осветленной водой и, обложив серебром, истово читала над ним молитвы Светлому. Темнеющим сознанием Седрик с отстраненным равнодушием отмечал, что впервые видит жену в таком полубезумном отчаянии. Марика никогда прежде не выказывала глубоких чувств к своим детям, но то, что она их теряла, открыло ее истинное отношение к ним.
Если бы Седрик мог, он бы искренне порадовался этому. Но про-принц впал в безучастное отупение, что каменными пальцами уже сжимало его разум. С трудом удерживая себя от того, чтобы склонить голову подле своих умерших детей и, обняв их, умереть самому, он делал то, что теперь и так требовало от него великих усилий - наблюдал за своей женой.
Сдерживая рвущееся из груди отчаяние, принцесса не давала единственному остававшемуся в живых ребенку спать до тех самых пор, пока сознание окончательно не покинуло его. Некоторое время Марика еще пыталась трясти Хэвейда за плечи, но он не подавал признаков жизни. Менее чем через час последний из юных Дагеддидов перестал дышать.
... Марика очнулась от того, что ее руку с силой стиснуло выше локтя. С трудом обратив воспаленный взгляд в это сторону, она увидела Ираику. Старшая принцесса отняла ладонь от заплаканного лица и мотнула головой куда-то в сторону.
– Иди, сестра... Только... поторопись. Король... желает тебя видеть.
Марика огляделась. С первого взгляда она не поняла, сколько простояла недвижимой. За окном еще было светло, но время как будто подходило к вечеру. Ни окаменевших детей, ни Седрика в комнате уже не было. Не понимая, что делает, она повела рукой в сторону разметанных постелей.
– А... где...
– Седрик перенес их в главную залу. К остальным...
– Ираика всхлипнула. Потом, не сдержавшись, разрыдалась.
– По... одному... наших... мальчиков... Уложил их рядом с Генрихом... Покрывальцами прик... прикрыл... и...
Она спрятала в ладонях лицо и затряслась. Марика медленно подняла на нее глаза.
– Где сам Седрик?
– сипло спросила она. Беспрестанно всхлипывавшая Ираика не сразу нашла в себе силы, чтобы ответить.