Игры Предвечных
Шрифт:
Чем больше проходило времени, тем больший покой снисходил в душу старого короля. Было похоже, что Марика окончательно смирилась со своим положением, уже не испытывая приступов той смертельной тоски, которые изводили ее раньше, а с ней - и все семейство. Вторая невестка короля, Ираика, была счастлива нянчить племянников, принц Генрих примирился с невозможностью получить корону, а Седрик мужественно воспринял необходимость ее получить. Впервые за много лет Хэвейд начал чувствовать спокойствие и удовлетворение от выпавшей ему судьбы.
Так было до сегодняшнего полудня, пока почтовая птица не принесла ему письмо от самого императора Вечного Рома.
...
– Расскажи, что случилось, отец, - потребовал Генрих, без приглашения усаживаясь в кресло подле королевского стола. С тех пор, как стараниями принцессы Марики, которая сделала его брата отцом, он утратил титул наследного принца, Генрих не должен был занимать это кресло, уступив его Седрику. Однако он по привычке либо по какой-то иной причине по-прежнему садился подле отца. Его брат, впрочем, ни на чем не настаивал, вообще большую часть времени предпочитая проводить на ногах.
– Помнишь наш разговор о странном маге, который сопровождает маннов в их посольстве, дочка?
– Хэвейд, который до того стоял у окна, ожидая сбора семейного совета, вернулся к столу и присел в свое кресло.
– Мы еще гадали, кому из Предвечных он может служить.
Марика, которая сидела чуть поодаль, скрестив ноги, кивнула.
– Да, ваше величество.
Король перегнулся и протянул Генриху лежавшее перед ним на столе письмо с имперскими печатями.
– Прочти вслух, - спокойно попросил он.
Де-принц развернул сильно смятую, перекрученную от того, что она долгое время была примотана к лапе птицы, бумагу.
– Коротковатое, - резюмировал он до того, как начать вчитываться в неровные, скачущие строки.
– Читай!
Генрих кашлянул в кулак и прищурился.
– "Хэвейд!", - начал было он, но не смог и тут удержаться от замечания.
– Надо же, это ведь составлял не писец, а сам император! Своей рукой! "Хэвейд! Если бы не знал тебя так хорошо, как знаю, я бы подумал, что ты специально подослал ко мне проклятых маннов. Бумаги грязного дикаря Вальгарда были изготовлены в твоем секретариате! Манны покинули столицу позавчера утром. Но уже вчера мне доложили о странной болезни, которая охватила весь город и селения на дневной переход вокруг. От этой болезни люди спадают в сонливость. Плоть их тяжелеет и делается непослушной. Потом перестает двигаться и каменеет. Все занимает чуть больше одного дня. Спасения от этого нет. Слишком быстро оно распространяется, но поражает только мужей, от младенцев до глубоких стариков. Женщин не трогает совсем. Я бы предположил, что опять имеет дело мерзкая бабья магия Лии. Но этот вывод слишком удобен для того, чтобы быть верным.
Возможно, теперь уже заражены и те селения, которые стоят дальше от Рома. Откуда все взялось, неведомо. Ни лекари, ни маги не могут дать ответа. Сам я считаю, что болезнь принесли манны. Начальники всех гарнизонов на их пути получили приказы с птицами задержать этих ублюдков. Но не знаю, выйдет ли из этого хоть что-то. Манны словно в воду канули. Должно быть, ожидают, пока не станут камнем все мужи, а потом выйдут и расправятся с нашими женщинами без усилий.
Светлый да сохранит Империю..."
Раздавшийся стук в дверь прервал де-принца Генриха на полуслове. В сопровождении начальника охраны, старого Тристана, вошел запыхавшийся гонец. Преклонив колени, он молча протянул смятый запыленный конверт с простой сургучной печатью. С разрешительного кивка Хэвейда, его старший сын забрал и развернул и это письмо.
– От начальника одного из приграничных гарнизонов, - пробежав глазами, коротко сообщил де-принц.
– Пишет, что все вверенные ему легионеры слегли с какой-то неизвестной болезнью. Сам он также чувствует слабость, сухость во рту и ломоту во всем теле.
На некоторое время в комнате повисла тишина. Огорошенные свалившейся на их земли смертельной опасностью принцы и принцесса переглядывались с мрачными лицами. Начальник охраны Тристан, не вполне понимая, что происходит, но уже начиная догадываться, угрюмо водил покрасневшими от частых употреблений хмельного глазами от одной высочайшей особы к другой. Гонец тяжело дышал. Было похоже, что он без отдыха несся от самой границы и перестал куда-то стремиться только теперь. Его молодое лицо было заострено, под глазами залегли тени, как от долгой бессонницы.
– Если эта болезнь - та же, что поразила романов, то...
– забывшись, Генрих беспомощно уронил руку с зажатыми в ней письмами на колено.
– То мы обречены, - угрюмо закончил про-принц Седрик, разглядывая собственный сжатый кулак.
– От нас до Рома - многие недели пути! Как оно пришло сюда так быстро?
– Гонец, - все взгляды невольно обратились к принцессе Марике. Романка поднялась со своего места и, обойдя два кресла - свое, и Генриха, остановилась перед коленопреклонённым юношей, который привез письмо.
– Ты прибыл прямо из крепости?
Юный велл утвердительно поклонился.
– Да, ваше высочество.
– Когда ты уезжал, там уже свирепствовала болезнь?
Гонец понял первым, поэтому его очередное "да" сделалось едва слышным. Хэвейд догадался мгновением позже.
– Ты думаешь, он привез это сюда?
Никто, кроме гонца, не удивился, что король обращается за советом к женщине. И принцам и Тристану уже были известны ум и рассудительность принцессы Марики. Гонец же был перепуган насмерть, и этого попросту не заметил.
Некоторое время романка размышляла, потом, к удивлению, мотнула головой.
– Если болезнь добралась в Веллию так быстро из самого Рома, значит, она все равно была бы в Ивенот-и-ратте через два-три дня. Но если здесь замешана магия, глашатаям необходимо разнести весть - всем, у кого есть серебро, постоянно носить его на себе так, чтобы оно касалось обнаженного тела. Окна и двери каждого дома следует освятить рассветной водой из Храма. Если это не остановит злые чары, то ослабит их. Король, - она обернулась к молчащему Хэвейду.
– Дозволь, я поеду на границу и все осмотрю собственными глазами.