Игры престолов. Хроники Империи
Шрифт:
Отец хотел видеть Эвазара непогрешимой, совершенной своей копией, лишённой даже малейших изъянов, присущих самому Тимо Лайтонену. Но теперь все его замыслы рушились, как песчаные замки, угодившие в приливную волну. Потому что Эвазар счёл свой долг перед отцом полностью оплаченным. Отныне он будет идти своей дорогой, сойдя с пути, предначертанного ему задолго до рождения.
Тагира оказалась страстной, упругой хищницей и сладить с ней было не так-то просто! Она то и дело пыталась отвоевать инициативу, но Эвазар пресекал эти попытки, и вскоре рычание его дикой кошечки превратилось в сладкие стоны. Их тела тесно переплелись в жарком объятии, позволив внезапно вспыхнувшему чувству согреть одинокие, отчаявшиеся сердца. Не желая расставаться даже
+++
Джейнно Фаул остановился у консоли, отпирающей электронный замок на двери Эвазара, неприятно удивившись. В углу экрана издевательски мигал красный огонёк, повествующий о том, что каюта заблокирована изнутри. Холодная тревога всколыхнулась в сердце. Всё эта женщина виновата в том, что Заре больше не смотрит на Джейнно, как на своего героя! Герцог сжал кулаки, с трудом удерживаясь от желания со всей силы заехать по неуступчивой консоли. Верно, он сказал себе, что у их отношений с братом не может быть будущего, но отчего тогда так больно внутри? Стоит ли показаться целителю или продолжать и дальше терпеть эту неприятную, терзающую боль? Что с ним? Почему он не может определить источник этого беспокойства? Его учили определять степень повреждений, его знание анатомии оставалось безупречным, и Джейнно вполне мог бы работать квалифицированным хирургом, если бы имел к этому призвание, но сейчас он не понимал, что происходит. Сердце работало нормально, все внутренние органы исправно выполняли свои функции… Значит, дело вовсе не в ранениях, или их отголосках.
Заре знает. Он может рассказать, почему у лорда Фаула всё внутри леденеет от одного взгляда, брошенного на наглую чертовку, втеревшуюся к брату в доверие. Заре выслушает, поймёт и скажет, как поступить. Он всегда так делал.
Ключ-карта на тонкой цепочке вошла в паз на консоли, но её движение было остановлено голосом, прозвучавшим за спиной Фаула:
– Не делай этого.
Джейнно недоумевающе обернулся, от неожиданности спросив:
– Почему?
– Я дал ей ключ. Они вместе, прямо сейчас. Не мешай им своей ревностью.
– Не понимаю, о чём ты говоришь. Эта женщина опасна, она…
– Джей. – В голосе Браниха зазвенела сталь. – Отпусти его. Эвазар никогда не станет твоим так, как ты того хочешь. Ты не сможешь быть постоянно рядом с ним, а Тагира – да. Если тебе так уж захотелось мужчину, пойди и разбуди своего Фетта.
Кровь бросилась в лицо принца, он размахнулся и ударил брата по лицу. Браних не стал уворачиваться, позволив Джею выместить всю свою ярость и гнев не на безвинных солдатах, а в своих силах Адмирал был уверен. Но, вопреки его ожиданиям, герцог Фаул опустил руки, резким жестом вырвав карту из паза на консоли.
– Сам догадался, или Грель подсказала?
Браних смущённо кашлянул, потерев переносицу. После долгого и обстоятельного рассказа о побеге из Дворца (на память старший принц никогда не жаловался и смог передать все диалоги в совершенстве), жена подтвердила его опасения, и подсказала правильный ход. Конечно, это подразумевало определённую жестокость для такого человека, как Джейнно Фаул, практически лишённого возможности любить и чувствовать, как нормальные люди, но через это было необходимо пройти и, видимо, сам Кровавый Палач понимал это.
– Впрочем, какая разница? – Спросил он горько. – Не волнуйся, я не стану творить глупости, ведь я уже взрослый мальчик и отец не сможет больше прикрыть меня, так ведь?
Браних молчал, разглядывая носки своих сапог. Ему нечего было ответить. Вдруг Джейнно сказал:
– Слушай, Бран. Можешь ли ты себе представить мир, в котором Грель была бы женой другого? И что бы ты сделал, если бы лишился её?
– Я не особо умён, но, думаю, после всех моих попыток завоевать её, если ничего не измениться, я буду вынужден смириться.
– Значит, твоя любовь к ней и вполовину не так велика,
– Никто не требует от тебя столь безрассудной, фанатичной преданности. Эвазару нужна женщина, способная родить наследника, а не сомнительная связь с мужчиной, да ещё и братом.
– Я знаю! – В этот сиплый, надорванный крик Джейнно вложил слишком много отчаяния, оно зазвенело между ним и Бранихом тугой натянутой струной, оборвавшейся с жалобным стоном, эхом повторившим: – Знаю…
– Мне жаль, Джей. Правда, жаль. Это всегда тяжело, принимать своё поражение. Ты никогда не проигрывал на поле боя, так что подобный опыт в новинку. Сохрани это чувство, помни о нём и только тогда станешь истинным полководцем, не уповая на свою сверхсилу и божественные возможности, а руководствуясь исключительно опытом. Не повторяй тех же ошибок с теми, кто тебе дорог. Пусть это будет Кэтрин Старр или Иеремия Готфорд… не важно.
Джейнно цинично усмехнулся:
– Очень трогательная речь, брат. Не волнуйся, я всё сделаю так, как сочту нужным, а это… – герцог Фаул покрутил вокруг пальца цепочку с ключом-картой, – мне больше не нужно.
Пластиковая пластина с лёгким звоном упала между принцами. Джейнно развернулся и пошёл прочь – идеально ровная спина, горделиво расправленные плечи, но Браниха нельзя было обмануть подобным маскарадом. Со вздохом сожаления он подобрал карту и, по-прежнему молча, ушёл в противоположном направлении.
+++
Матиас созерцал тьму внутри себя. В ней открывались всё новые глубины, будто слои реальности, и он спускался по ним, как по ступеням, чувствуя всё тот же непреодолимый холод, но теперь уже почти не обращая на него внимания. Со временем страх, владевший им, отодвинулся на задний план, став несущественным по сравнению с новыми открытиями, что Матиас совершал, находясь между сном и явью. Погружаясь в наркотическое опьянение, он мог менять местами чувства, осязать цвет и пробовать на вкус звук. В своих видениях он всё чаще видел не людей, как прежде, и даже образ Лукаса потускнел, перестав мучать чувством вины, к нему не приходил призрачный Альфред и не были слышны голоса Иохима и Лиандры… Матиас видел светящиеся линии, протянувшиеся в бесконечность. Толстые, тонкие, завивающиеся спиралью, переплетённые между собой – царство нитей, струн и целых канатов, имеющих различные цвета и формы. Некоторые были исключительно яркими, ядовито-цветными, другие – напротив, казались тусклыми, словно угасающими. Были и такие, чей свет напоминал пробивающееся под ледяной коркой мрачное сияние, слишком холодное и прекрасное. Такие нити были ему особенно интересны. Он следовал за ними, чуть касаясь пальцами, и не видел им конца, тогда как другие линии либо вплетались в общую канву мироздания, либо бесславно гибли, истончаясь и теряя свой свет. Он научился понимать тайный язык, на котором беседовала с ним вечность. Понял, как можно разделять время не только на будущее, прошлое и настоящее, а на сотни, тысячи и миллионы различных составляющих, в каждой из которых линии образовывали всегда новый рисунок. Разум его легко воспринимал все существующие комбинации, хотя Матиас и подозревал, что в обычном состоянии вся идущая через его существо информация за секунду сожгла бы мозг в яркой и мучительной вспышке.
Но вдруг его уединение было нарушено. Нити сплели вокруг него тесный кокон, сквозь который стали пробиваться звуки голосов, идущих откуда-то с далёкой поверхности бытия. Матиас нашёл одну из знакомых нитей и, словно дайвер по страховочной верёвке, поднялся вверх, оставив позади меркнущее без его внимания соцветие струн.
– Лорд Вэндел, вы должны вызвать целителей, помните?
– Я… бедный мальчик! Что они сделали с ним?!
– Лорд, прошу вас, сейчас не время.
– Конечно, понимаю и приношу свои извинения, но боги-боги, как такое могло произойти?