Игры сердца
Шрифт:
Теперь Иван не знал, что он чувствует. Минута переменила его.
Он стоял в оцепенении. Прасковья пошла к двери.
– Где вы остановились? – проговорил он ей в спину.
– А нигде. – Она обернулась и пожала плечами. – Чего мне в вашей Москве делать? День тут проплутала, пока тебя нашла, а уж жду не дождусь, как бы до дому добраться. На вокзал поеду – через два часа поезд идет.
– Я вас отвезу, – сказал Иван.
Она не возразила.
Город стоял в сплошной пробке. Пришлось объезжать через Третье кольцо, и Ивану казалось, что путь тянется бесконечно.
Всю дорогу они не сказали
– Это что за памятник у вас?
– «Похищение Европы».
– Дурью вы тут маетесь, – с сердцем сказала она. – Нету на вас советской власти. Надо ж такое страхолюдство посреди площади выставить! То-то Северинке небось понравилось. В самый раз для нее. А чего ее похищать, Европу вашу, кому она нужна?
Иван остановил машину возле Курского вокзала.
– Ну, прощай, – сказала Прасковья. – Спасибо, что подвез.
Она не сразу разобралась, как выйти из машины, – дергала за разные ручки. Потом наконец открыла дверцу. Иван не трогался с места – почему, сам не понимал. Прасковья шла не оборачиваясь и вскоре смешалась с вокзальной толпой.
Глава 9
Кажется, до города он еще не доехал. Автобус, шедший перед ним по узкой дороге, остановился, выпуская нескольких человек, и Иван остановился тоже. Когда автобус уехал, а он опустил стекло машины и спросил, это ли Ветлуга, одна из оставшихся на дороге, разбитная бабенка, охотно проокала в ответ:
– Это, это! Только до центра далеко еще. Ничего, машина у тебя хорошая, доедешь!
Она сказала это так, будто бы насмешничала, но сразу же улыбнулась Ивану с подбадривающей доброжелательностью.
Впереди, на высоком берегу реки, белели две церкви. Из-за их белизны, которая казалась еще ослепительнее в окружении позднего листвяного золота, городок над рекой выглядел идиллически.
Идиллия поувяла, когда Иван въехал в Ветлугу. То есть церкви-то и вблизи были красивы – видимо, их недавно отреставрировали, а может, даже и заново отстроили, – но все остальные дома смотрелись куда как похуже. Штукатурка на их старой мощной кирпичной кладке совсем облупилась, а улица, которая вывела Ивана к центральной площади, выглядела так, словно по ней недавно отбомбились военные самолеты, – сплошь состояла из колдобин, в которые машина ухала так, что он чуть язык себе не откусил.
Но все-таки силуэты домов, между которыми он ехал, были совершенны, и так же совершенны были все здания, окружающие площадь. Собор, стоящий на ней, казался непомерно большим, просто огромным среди невысоких домов, окна которых смотрели ясно и наивно, как бесхитростные глаза.
Иван впервые видел такой маленький и такой старинный русский городок. Судьба, а вернее, работа носила его по всему свету, но всегда лишь в те места, где были моря-океаны, и только теперь он понял, что никаких других мест вообще-то и не знал.
А в Ветлуге была только река – вот эта, полноводная, в которую смотрелись белые церкви. Она была красива, и городок, построенный с простой основательностью, наверное, был красив. Но Иван не замечал его красоты, хотя и видел ее. Она была ему сейчас безразлична.
Всю
Что это значит, Иван не понимал.
Он не узнал у Прасковьи ни номера общежития, ни хотя бы названия улицы, на которой оно расположено. Но это как раз не казалось ему сколько-нибудь серьезным препятствием.
У длинного здания, которое тянулось вдоль площади – судя по всему, это были старинные торговые ряды, – Иван сразу увидел женщину, которая красила стену. А если бы не увидел ее на площади, то увидел бы в другом месте; шла же здесь какая-нибудь стройка.
– Не подскажете, где живет Северина Василькова? – спросил он у малярши. – Где-то в строительном общежитии.
– Северина? – Женщина посмотрела на него с любопытством. – А вам зачем?
По ее тону и взгляду было понятно, что имя это ей знакомо. В том, что девушка с таким именем в Ветлуге одна, Иван не сомневался.
– Она мне нужна.
Он ответил так только для того, чтобы отвязаться от любопытной малярши. Но едва он произнес эти слова, как сразу понял, что они – правда.
Северина была ему нужна, и это было так даже в то время, когда он совсем о ней не вспоминал. А почему это так, Иван не знал, и зачем она ему нужна, не знал тоже.
– Ну-у… – протянула женщина, покачивая валиком, который только что окунула в краску. – Далеко она теперь. Не найдете.
«Значит, правда», – подумал Иван.
До сих пор он надеялся, что Прасковья соврала с какой-нибудь неведомой женской целью.
– Далеко – это здесь, в Ветлуге? – уточнил он.
– А зачем вам? – снова спросила малярша.
Может, она была Северининой подругой, и поэтому не хотела сообщать постороннему человеку, что та в тюрьме. Ну да, наверное, в таких вот расспросах незнакомого мужчины ей виделась интрига. Или она и слов таких не знала?
Иван рассердился на себя за то, что подобные мысли плавают в его голове, как никчемные рыбы.
– Может, вы мне все-таки скажете, где она живет… жила? – спросил он. – Девушка, мне правда очень нужно!
Девушка сжалилась над ним и объяснила, как найти общежитие стройуправления. Из ее объяснений следовало, что оно находится в новом районе; туда он и направился.
И пока блуждал между унылыми, однообразными, разительно отличающимися от зданий в центре панельными домами, которые сплошь были покрыты серыми потеками, будто на них с неба лили помои, и пока поднимался по заплеванной, насмерть пропахшей мочой лестнице, и пока шел по недлинному общежитскому коридору, обходя встречных, пьяных и трезвых, – воспоминания не оставляли его, и он не понимал, как такое может быть, чтобы случайная встреча и связь так задели его сознание и восстали бы вдруг из памяти в самый неожиданный момент.