Их пленница
Шрифт:
— Я многое слышал о вас, — продолжил отец. — Меня тронула ваша история. Я расскажу, что случилось на самом деле, помогу, приму вас в семью. Дам вам защиту. Взамен я хочу вашего внимания для моих сыновей.
Лев открыл пасть, ловя воздух. Его брат осторожно положил ладони мне на плечи, словно решил, что я уйду, испуганная предложением.
Я приподняла брови и усмехнулась. Я не львица. Мне нет места в прайде.
Они попросту меня сожрут.
— Мои сыновья выросли, им нужна территория, — сказал он. — Нужна семья.
— Я человек.
— Вы нас знаете. Вы жили с двумя мужчинами. Я предлагаю не секс, поймите правильно.
Интересно. Не каждая захочет делить ложе с двумя парнями — не по пьяни после клубных попрыгушек, а всерьез и надолго. Что ни говори, а жить с двумя мужчинами сложно. Тут свои нюансы. А у меня опыт.
И я не слышала, чтобы в нашем городе были львицы. Парни бы знали. Они бы рассказали мне.
— Я предлагаю вам то, чего вы были лишены, Оливия. Лишены навсегда.
Я хмыкнула.
Отец полагал, это мальчики от меня избавились сами. Не все знают правду, почему между нами пробежала кошка и я от них ушла в ту ночь… Постойте-ка… А откуда львы вообще узнали про моего ребенка?
— Откуда вы знаете про мою дочь?
Он не отвел глаз. У них были ответы на мои вопросы, но по выражению глаз отца я понимала, что ответы мне не понравятся.
— От вас скрыли правду, Оливия. Дело за вами, — он сунул руки в карман, покачнулся, словно торопил — поскорей с решением, девушка, тебя ждут. — Подумайте сами, что вас ждет? Оборотни вас отвергли, люди не приняли назад, не так ли?
Глаза наполнились болью, хотя я не плакала. Да, не приняли. Я с двумя монстрами валялась на кожаных диванах «Авалона» и все об этом знали. Меня сторонятся. Мною пугают дочерей.
Наша роковая встреча исковеркала мне жизнь. Другой семьи у меня уже не будет. Я ведь та самая Оливия. Их пленница.
Но мне только что предложили другой путь.
Лев знал правду — по опыту, и видел в глазах. Он звал меня в постель тех, кто меня не осудит.
— Конечно, я дам вам подумать, — продолжил отец. — Вы женщина, имеете право на согласие. Но я настаиваю, примите предложение. Мы вас не обидим, наша семья не будет омрачена воспоминаниями. И кошмары, Оливия, больше не будут вас мучить.
Кошмары? Прямо сказка какая-то.
А на самом деле я в степи, окруженная тремя львами, двое из которых хотят уложить меня в постель. Я обернулась, осматривая их по очереди: теперь сыновья были за моей спиной.
Я не за этим здесь!
— Я пришла узнать о дочери, — твердо сказала я. — Или это и есть плата? Я должна переспать с вашими сыновьями, потом вы мне ответите?
Голос сорвался. Вновь торговали самым дорогим мне — моей душой. Они знали, что я поддамся, скажу «да» на любое извращение, чтобы узнать правду. Но вряд ли после этого во мне останется хоть что-то живое и чистое.
Душу если продают, то насовсем.
— Нет,
Глава 25
Отец приблизился, я вновь ощутила мурашки на руках, а в животе холод.
Ладони на плечах напряглись — сын не дал мне отступить. Потер, успокаивая теплом.
— Пока вы были их игрушкой, всем было плевать, — сказал он. — Они воровали девок. Мы бы тоже так делали, если бы не бредовые законы.
Он осмотрел меня, словно прикидывал, утащил бы, наступи стародавние времена или нет.
— Но ситуация изменилась, когда вы забеременели, понимаете?
— Нет, — нахмурилась я. — О нас говорили только люди… Разве нет? Оборотням плевать.
— Ошибаетесь.
Значит, пока я упивалась счастьем в «Авалоне», все, у чего есть глаза и уши, наблюдало за нами? Чтобы рвануть по живому?
— Оливия, — продолжил он. — Ваша беременность никому не была удобна. Она ослабила их. Вы понимаете это?
То, что я забеременела — это было очевидно.
У меня на седьмом месяце был большой живот — я была худой и маленькой. Ходила в свободных платьях, округлилась, было видно, что в положении. Я запоздало покрылась мурашками от страха — спустя год. Я была уязвима и не знала об этом.
Мальчики должны были меня защитить. Руслан должен был — я от него понесла.
— Крепитесь, Оливия, — лицо отца стало проникновенным. Сейчас он был похож на гробовщика, сообщавшего плохую новость. — Я выяснил, что вам подмешали растительное снадобье для аборта. Оно вызывает спонтанное превращение плода. Это фатально.
Я почувствовала, что дрожу — прямо под ладонями его сына.
— Накануне вы ели миндальные пирожные. Снадобье подмешали в муку.
Боль ударила по нервным окончаниям — как рассерженный удар плетью. Я открыла рот, но не смогла вдохнуть — как тогда, в кабинете «Авалона».
Я любила миндаль. На меня обрушился поток воспоминаний: накануне я просила кондитера приготовить миндальные пирожные. Миндаль был из Перу. От другого меня тошнило.
Я съела два. Они крошились на подол шифонового платья, застревали в складках ткани на круглом животе. И мальчики были со мной. Я увидела своим внутренним взором это так ясно, что чуть не заорала.
В этот момент я полностью и безоговорочно поверила старому льву. Как иначе он мог узнать, что я ела накануне?
— Подозреваемых несколько, Оливия. Главные из них — ваши бывшие хозяева.
— Нет, — я едва справилась с голосом. — Нет…
Я больше ничего не могла добавить — горло и грудь сдавило. Лев не знает, что творилось с моими парнями, когда они поднялись наверх и увидели…
Они не могли.
— Зверю ваша беременность была неудобна, — продолжил он.
— Нет, — заныла я в голос, слезы хлынули по щекам.