Их пленница

Устинова Мария

Я резко обернулась, всплеснув волосами. Сердце чуть не провалилось в пятки.

— Оливия?

Расширенными глазами я уставилась на незнакомого высокого парня. Симпатичный, светловолосый — на вид лет двадцать. Одет по-молодежному — в джинсы и облегающую майку, но держится, как аристократ.

Я его в первый раз видела, но по животу поползли мурашки, там стало холодно, словно я проглотила кусок льда.

Оборотень. И довольно сильный.

Он насмешливо поднял брови, видя, как я сжалась на сидении.

— Не бледнейте… Наш

отец хочет с вами поговорить.

Я не могла по человеческой форме сказать, кто он. «Наш отец». Значит, папа и минимум двое деток. Все оборотни, разумеется.

— Уберите руку с ключа.

Я тянула, не зная, бежать или разговаривать. Слишком наглый и не боится мальчиков.

Оборотни ко мне не приходят, никогда. Это негласное правило в городе — Оливия неприкосновенна… Или неприкасаема?

— Что вам нужно? — голос не дрожал, словно я ставила речь на курсах по ораторскому мастерству. На самом деле я привыкла говорить с одинаковой интонацией обо всем. Просто потому что большая часть чувств у меня передохла.

— Я только что сказал, — он не разозлился. — Отец хочет поговорить с вами. Выйдите из машины. Я вас отвезу.

Я бросила мимолетный взгляд через лобовое стекло. Двор просматривался плохо — везде тени, не разберешь, человек там, зверь или просто ветка всколыхнулась. Будь я оборотнем, это не было бы проблемой.

— Прошу, следуйте за мной, — он перестал быть любезным, я его злила своей непокорностью.

Интересно, что он сделает, если пошлю его подальше? Расстроится и свалит?

Мальчики давно доминирующие самцы в городе. Они и в человеческой форме весят оба за сто. В звериной — двести. С их клыками мало найдется желающих спорить. Не знаю, кто этот парень, но что Зверь, что Руслан внушительнее на вид.

Им точно не понравятся, если меня попробуют увести силой.

— Я не поеду, — ответила я. — Отойдите от машины.

— Ваше право, — каждое слово звучало жестко, словно он забивал их молотком. — Вы хотите узнать, почему ваш ребенок погиб и кто в этом виновен? Тогда едем со мной. Папа вам расскажет.

Я резко выбралась из машины и шагнула к нему, бесстрастно рассматривая глаза.

Благодаря каблукам я была почти одного роста с ним. Ложь, сомнения, уловки — я искала в глазах что-то, что его выдаст. Вблизи они оказались совсем светлыми — это был прозрачный серый цвет с какой-то странной примесью желтого вокруг круглых зрачков. Несмотря на форму, я видела, что глаза принадлежат хищнику.

Я смотрела, крепко сжав челюсти — словно вызвала его на поединок.

— Едем, — повторил он. — Вам ничего не угрожает, кроме правды.

— И что это значит? Вы намекаете, что ваша правда мне не понравится?

О, я не дура. Мгновенно ловлю намеки.

— Возможно, вы уйдете другим человеком.

Я хмыкнула: я давно другой человек. И вряд ли он сможет меня удивить, но я испугалась его слов и особенно — взгляда. Есть тайны, которые разрушают, но бывает, что и правда слишком

страшна, чтобы ее знать.

— Я поеду на своей машине, — твердо сказала я и устроилась за рулем вновь. — А вы покажете дорогу. И хочу убедиться, что смогу уйти, когда захочу, и мне не причинят вреда.

— Мое слово, — пообещал он.

Слишком мало, чтобы очертя голову бросаться в руки неизвестному и, возможно, в ловушку. Но лучшего мне не предложат.

За правдой я бы поехала в любом случае.

Глава 23

У парня был черный «мерседес».

Новенький, с иголочки. Ему пришлось тащиться по трассе, чтобы я не отстала. Я ориентировалась на красные стоп-сигналы, то и дело вспыхивающие в темноте, когда он сбрасывал скорость и ждал меня.

— До утра будем ехать, — проворчала я, жалея, что надела платье и каблуки.

Мы двигались за город и вот-вот выедем за черту. Руки дрожали, я волновалась, глядя на мрачные деревья на обочине. Не исключено, что «папа» в форме зверя, иначе зачем тащить меня сюда.

Можно позвонить Руслану или Киру… Они бы из этих интриганов все дерьмо вышибли. Возможно, поэтому оборотни и пришли ко мне: речь шла о ребенке, а с парнями не всегда можно договориться. Они даже не всегда вменяемые.

Или это ловушка.

Но у меня свой интерес, из-за которого я жму на газ.

Я хотела узнать, что случилось с моим ребенком. Сама, потому что парни — горячо любимые, которым я была готова доверить жизнь, ничем не смогли мне помочь.

Знаю, что еду не к друзьям.

Может быть, это те самые ребята, из-за которых мальчики на нервах, и, скорее всего, они что-то попросят взамен. А что могут попросить у Оливии оборотни? Либо секс, либо информацию. Я старалась об этом не думать.

Не буду скрывать, после возвращения меня пытались завербовать.

Сначала приходили знакомые знакомых, спрашивали как дела. Я разговаривала с ними через дверь.

Только один раз сглупила и впустила. Это был парень, брат моей подруги детства. Я не знала, что он связался с бандой. Он попытался выяснить, какие у меня отношения с мальчиками, хорошо ли мы расстались и чем они дышат. Особо его интересовало, имею ли доступ в «Авалон». О прямом шпионаже речи не шло, но намек прозвучал. Я его выгнала.

Жизнь с ними сделала меня легкомысленной. Пора вновь вспоминать навыки выживания.

Слишком много желающих на чужой кусок пирога.

Я раньше пыталась их представить — где они, что делают. Торчат в «Авалоне», как всегда? А рядом с ними — другая девушка? Новая пленница? Что им мешало забыть меня и мою недоношенную дочь? Снова прожигать жизнь, смеяться, пить текилу, таскать девушек. Но оказалось, меня помнят. И не только парни — они все.

Я не просто игрушка, я больше — символ нерушимой дружбы, потому что даже женщину они поделили пополам, как все думают.

Никто не знает, что этого не произошло. Только мы трое.