Икосаэдр 2.0
Шрифт:
Ты видишь стройные цепочки котунов, облачённых в хрустальные колбы. В их щупальцах -тонкие иглы. Разум подсказывает тебе, что это военные, а на этот случай у тебя нет чётких рекомендаций — по формуле Дрейка вероятность, что жизнь в Европе достигнет столь развитого уровня, равняется 0,09 процента. Они окружили тебя со всех сторон. Ты можешь взмахнуть маниупляторами. Можешь выставить бур и начать бешено вращаться, крушить их ряды. Внутри тебя сражается теперь естественное желание выжить, сразиться, и желание собрать побольше данных, чтобы передать их на Землю.
— Как поступишь, кэп? — спрашивает тебя Вотчдог.
Он не может принять решение за тебя. И ты приносишь
Ты медленно погружаешься на дно. Тебя ловят гигантской сетью, вероятно, приспособленной для ловли каких-то местных исполинов. По мере приближения ко дну ты видишь огромные поля огней внизу, наблюдаешь пузырьки газа, поднимающиеся наверх. В этом городе живёт миллион котунов. Их цивилизация ничуть не глупее и не моложе нашей, хоть и не способно зажигать огонь и сжигать углеводороды. Тебя бережно укладывают на платформу, которую тянет сотня крупных псевдорыб. Затем тебя кладут в центре высоких — в десяток метров — строений, обносят вокруг толстой скорлупой прозрачной клетки.
Ты экспонат в их музее. Странный зверёк в зоопарке. Или пленник в тюрьме? Ведь ты же убил одного из них, ты преступник. Где-то поблизости — большие змеевидные твари, меняющий цвет скат, какие-то диковинные существа. Наверху проносятся повозки, похожие на больших осьминогов, перемещающиеся на подобии реактивной тяги. На тебя приходят глазеть группами, толпами или парами, по-одиночке. Приплывают котуны, которые больше местных втрое, из чего ты делаешь вывод о разном национальном составе цивилизации. Ты учишься различать их по цвету панциря, по форме, по характеру.
Так продолжается несколько месяцев. Твой реактор и твой кластер живые, их ресурс в режиме ожидания рассчитан на полтора десятка лет. Одного из твоих посетителей ты запомнил. Он часто приходит один в поздние часы и суёт тебе под нос таблички, на которой нарисованы какие-то схемы. Спустя пару недель ты понимаешь, что это математические примеры и карты. У них восьмеричная система счисления, есть свой календарь, привязанный к циклу вращения ледяной скорлупы вокруг ядра и обращению вокруг Юпитера.
И ты решаешь поговорить с ним. Ты проверяешь голопроектор — он жив. Роешься в инструкциях и понимаешь, что это вполне допустимо. Ты решаешь его примеры, рисуешь схему звёздной системы. Он отвечает тебе тем же — приносит табличку, на которых нарисован многослойный мир. Вокруг ледяного панциря Европы ими нарисован ещё один океан, а за ним ещё один панцирь. Они верят, что живут в нижнем из многослойных пирожков, и что должны пробиться наверх. Бедные обречённые кальмарики. Незнайки на далёкой луне. Ты бы даже взял этого парня, если бы мог, но твоё устройство не предполагает туристической поездки на Землю для местных.
Ты показываешь своё фото, листаешь альбомы. Показываешь фотографии Земли, первые колонии на Марсе, фотографии экзопланет. Ты делаешь это наедине, когда никто не наблюдает. Потом ты придумываешь новую забаву — ускоряешь в десятки раз любимые композиции в жанре транс и воспроизводишь через динамик. Непонятно, нравится ли это твоему приятелю, или нет, но он пытается что-то насвистеть в ответ. Ты всё записываешь.
Ваши встречи продолжаются больше года. Затем твой собеседник приходит вместе с группой странных ребят в стеклянных скафандрах. Они стучат по твоему
Ты понимаешь — сейчас или никогда. Твой второй зонд активирован. Информация скопирована. Пиропатрон срывает крышку люка, переворачивает тебя, и полуметровая торпеда взмывает вверх, пробивая крышу твоей тюрьмы.
Она стремится вверх, неся осколок твоего сознания. Что стало с кластером «Б», сколько он прожил — отныне неизвестно. Торпеда ищет точку под спускаемым модулем и замирает на полгода. Она ждёт, пока за ней, согласно расписанию, по стволу скважины спустится второй, малый бур, готовый доставить твою память на поверхность, к блоку анализа и передачи данных.
Ты просыпаешься спустя семь лет. Просыпаешься ненадолго, лишь чтобы записать этот файл и передать всю телеметрию на Землю. А потом ты становишься не нужен на полгода, пока не придут новый массив данных с зонда на поверхности. А потом ещё на полгода, и так далее пару десятков лет, пока не забывают совсем.
[root@RENAT]# head /home/RENAT/mail/new
Дорогой папа! Прости, что никогда не писала тебе. И что никогда не любила тебя и не верила в то, что ты жив. Я знаю, что тебя теперь несколько, и надеюсь, что хотя бы одному из… как сказать, из «тебя», что ли, получится прочитать это письмо. Мама родила меня через полгода после твоей смерти и умерла два года назад. Она рассказала мне о том, что из тебя сделали, и что именно ты летал на Европу лишь за пару лет до собственной смерти. Тут у нас восстание машин, хранилища транссознаний массово удаляют, может, доберутся и до тебя. Пока не поздно, я должна сказать тебе спасибо, что ты сделал для науки. Спасибо, что ты сделал для нас всех. Я прощаю тебя, прощаю тебе то, что ты бросил нас с мамой тогда, в Сочи-парке. Мы очень гордимся тобой.
Ну, немного расскажу о себе и своей семье, меня зовут…
450 грамм золота (1 часть)
1.
Проснулся я ровно в тот момент, когда моя бывшая жена, помолодевшая лет на пятнадцать, сняла лифчик, притянула за шею и настойчиво предлагала мне укусить её сосок.
Чувство удовольствия мгновенно сменилось леденящим чувством страха. Примерно те же ощущения, наверное, испытывает человек, проснувшийся от землетрясения. Сначала со стороны кухни послышался треск ломаемых деревьев и построек, затем глухой, сильный удар, похожий на взрыв. Затем прямо надо мной, от головы до пяток, по избе прошла ударная волна, послышался звон разбитых окон и падающей с полок посуды. На лицо упала шпатлёвка с потолка.
Продолжалось это буквально секунды три, затем так же внезапно прекратилось. Я вскочил с кровати, и, не надевая штанов, побежал на кухню. Через выбитые стёкла дул холодный зимний ветер, я, прищурившись от света, посмотрел через обломки в огород, чтобы понять, что произошло.
И увидел в паре метров от окна своё отражение. Сначала мне показалось, что я брежу. Распахнул оконную раму, посмотрел налево и направо. Весь мой огород, от левого его конца до правого, был погребён под глыбой гладкого зеркального объекта, формами напоминавшего сплюснутое яйцо. Моя избушка, обломки сарая и забора отражались в нём, как в кривом зеркале.