Иллюзии
Шрифт:
Я забралась на пассажирское и быстро пристегнулась ремнем безопасности. Меня мгновенно окутала злостная ненависть Рози. Она прилипла к коже и заскользила вниз по моему горлу. Я чувствовала её во рту, ее отголоски звенели у меня в ушах.
Права Рози висели на шнурке, привязанном к зеркалу заднего вида. Я посмотрела на фотографию неулыбчивой девушки с суровым взглядом. Ее имя, написанное жирными черными буквами, раздражало меня.
Рози Гилберт.
Мы все знали, что это не ее фамилия.
Она пришла к нам столько лет назад как Рози Аллен.
— Лесли удивительная, — проговорила Рози надломленным голосом. — Она делает лучший кофе, тебе так не кажется? Мне нравятся наши посиделки.
Резкие. Убийственные. Целью ее слов было причинить боль.
Моя мать никогда не готовила мне кофе. Она и я никогда не болтали. В наших отношениях не была места смеху или сплетням.
Рози знала это. Её это радовало.
Моя сводная сестра искоса взглянула на меня, на её губах появилась ухмылка. На её красивых полных губах.
— Я не могу ничего изменить, ты же знаешь, — сказала она задумчиво. Жестоко и торжествующе, Рози всегда готова нанести удар.
Я отвернулась к окну. И искусно скрыла лицо за занавесом волос. Многолетняя реакция на её отвращение и гнев.
— Привет, — сказала я мягко, встав около входной двери. Мама отдала Рози свободную комнату. Это была розовая комната, в которой было все, о чём может только мечтать маленькая девочка. На кровати лежали десятки мягких игрушек, стены были украшены постерами единорогов и феечек. Что-то сверкало в окне, и я заметила, что с карниза свисало несколько призм.
В её комнате было всё, что я когда-либо хотела иметь. Но моя мама сказала, что я не могу вешать что-либо на стены, иначе испортится краска. И когда я попросила у матери игрушечную собаку, которую увидела в магазине в прошлом месяце, она сказала мне, что я итак уже достаточно испорчена.
Я пыталась игнорировать ненависть, которая зародилась у меня в животе при виде точно такой же собаки на подушке Рози.
Мама любила свою новую дочь. Папы никогда не было, чтобы это могло что-то означать. Даже когда я пыталась рассказать ему, кем именно была Рози, он никогда не говорил об этом матери.
Он знал, что его слова она пропустит мимо ушей.
Потому что мама получала то, что хотела.
И сейчас это была Рози Аллен.
Рози оторвала взгляд от глянцевого журнала, который читала, не выказав никакого уважения. Без единого слова она вернулась к чтению.
Я не была уверена, что заставило меня шагнуть в её комнату. Мне никогда не разрешалось входить в комнату Рози. Это правило было установлено в первый же вечер, и мама твёрдо сказала мне, чтобы я дала своей новой сестре свободное пространство.
— Пошла на хрен из моей комнаты, — сказала Рози скучающим тоном. Я уставилась на неё.
— Я просто хотела узнать, не хочешь ли ты посмотреть телевизор.
Рози закатила глаза.
— Какого чёрта я захочу что-то делать с тобой? — издевалась она.
Я пожала плечами.
— Я просто пытаюсь быть любезной.
Рози засмеялась.
— Я не нуждаюсь в твоей любезности. Убери своё противное лицо отсюда.
Я сразу же опустила подбородок так, чтобы волосы создали завесу между мной и не такой уж приятной девочкой, которая, как я надеялась, станет мне подругой.
— Но мы же сестры, — пробормотала я.
Внезапно Рози руками дёрнула меня за волосы. Она тянула, пока у меня не заболела кожа головы. Я не кричала и не просила её остановиться. Я просто стояла и позволяла ей делать мне больно.
Рози скривила губы и сощурила свои голубые глаза.
— Ты уродливая. Самая уродливая вещь, которую я видела в своей жизни. Ты не моя сестра. Ты ничто для меня. Ты ничто для Лесли. Ты ничто для всех!
Её слова ранили. Так сильно. Больше чем выдернутые волосы. Потом Рози улыбнулась, и я хотела улыбнуться тоже. Потому что она была прекрасна, даже когда издевалась.
— А я милая. Так сказала твоя мама. Я красивая, а ты уродливая, и твоя мама любит меня больше.
Мне хотелось плакать. Но смысл? Рози сказала правду.
Рози свернула на парковку около офиса доктора, её слова всё ещё висели в воздухе. Когда она припарковалась и выключила машину, то посмотрела на меня с тем же выражением лица, что и много лет назад.
Радостная злоба.
— Ты всё ещё уродина. И никакой операцией никогда не изменить это.
Я позволила её словам окутать меня, погрузилась в них. Я вцепилась в сиденье, чувствуя, как ногти сгибаются, трескаются и ломаются.
— Я знаю, — сказала я тихо, потому что говорить тут было не о чем. Ничто не в состоянии изменить правду.
Рози беспрестанно крутила тонкое серебряное кольцо на безымянном пальце своей правой руки. Кольцо состояло из непрерывных перекрученных линий. Бесконечных. Вечных.
Моя мать подарила ей это кольцо, когда она стала жить с нами. Моё девятилетнее сердце сломалось на тысячи острых кусочков в день, когда я увидела его на пальце Рози. Я пошла к себе в комнату и сделала собственное кольцо из бумаги и носила его до тех пор, пока оно не порвалось и его не пришлось выбросить. Моё печальное, жалкое бумажное кольцо. Оно не было серебряным. На нём не были выгравированы замысловатые символы.