Иллюзии
Шрифт:
— Мне всегда хотелось чего-то, что длится вечно…
Я голодная, уставшая, и умираю от жажды. Наполовину сошла с ума от страха и размышлений.
Я закрываю глаза и чувствую, как меня клонит в сон. И в этом состоянии полусна, я слышу песню.
Это приводит меня в бешенство. Злость буквально переполняет меня и мне кажется, её хватит на то, чтобы испепелить всё вокруг.
Слова звучат как насмешка. Уколы ненависти.
Невидимые.
Неосязаемые.
Обман
— Хватит!
Но песня продолжается. Неважно как сильно я хочу, чтобы она закончилась.
Голос звучит так знакомо.
Тук.
Пение прекращается.
Всё остаётся как прежде.
Затем начинаются рыдания. И они никогда, никогда не закончатся.
ГЛАВА 10
Прошлое
Пять месяцев назад
Я уставилась на своё отражение.
Специально встала пораньше, чтобы принять душ прежде чем проснётся мама. Я тщательно высушила волосы и приступила к укладке. Даже использовала гель. Пряди были тонкими и сухими, и у меня не получилось сделать то, что я планировала, поэтому я просто уложила волосы. С макияжем я не стала заморачиваться, потому что, какой от него толк?
Я накрасила ногти и увлажнила кожу. Я никогда так не заботилась о себе. Хотелось почувствовать себя привлекательной. Хотя бы раз.
Но важнее для меня было увидеть то, как меня видят окружающие. Я должна была знать, насколько всё плохо.
Я провела языком по губам и заставила себя посмотреть на лицо, которое видела бессчётное количество раз.
Я могла бы быть хорошенькой. С волосами всё было в порядке. Они у меня светлые и очень мне идут.
Глаза тоже были ничего. Иногда они казались карими, иногда зелёными. Брэдли сказал, что ему нравятся мои глаза, и от этого мне всегда было тепло на душе.
Я пыталась сфокусироваться на том, что мне нравится. На том, что привлечёт других людей. Но взгляд наткнулся на рот. На шрамы, которые были напоминанием о том, какой я была раньше.
Помню, когда мне было года четыре, не больше, убрав все волосы от лица, мама держала меня за голову, не давая пошевелиться, и вынуждала меня смотреть на ненавистное мне отражение. Я смотрела на неё испуганными глазами.
— Посмотри, кто ты на самом деле, Нора! Ты появилась, чтобы наказать меня, и я должна нести это наказание. Но это не означает, что я должна любить то, что испытывает меня.
В тот момент я не поняла значения её слов так, как и не понимаю сейчас. Почему она считала меня своим наказанием?
Она всегда была холодной и отстраненной по отношению ко мне, но всё стало значительно хуже после того, как Рози вернулась в детский дом. После смерти
Я часто думала, почему мама не отдала меня в приют, если было очевидно, что ей даже смотреть на меня неприятно. После того, как она осознала, что из-за моего изъяна она не сможет любить меня как полагается родителю.
Один раз я осмелилась спросить её, когда почувствовала необычайную храбрость. Порой мне удавалось воспользоваться своей внутренней силой, которая жила где-то в глубине души. Но обычно мне приходилось расплачиваться за последствия.
В тот день мама была особенно сурова. Она заперла меня в комнате на несколько часов, пока у неё было чаепитие с друзьями. Они никогда не знали, что я там. Мама не выпускала меня до вечера. Я не ужинала, и много часов даже в туалет не могла сходить.
Я проголодалась и устала, и мне просто хотелось знать, почему она держит меня рядом с собой, если итак очевидно, что она ненавидит меня.
— Ты могла бы отдать меня, — спокойно сказала я, не отрывая взгляд от пола.
Я ждала, когда она ударит меня. Или начнёт высмеивать мою шепелявую речь.
Вместо этого она рассмеялась, словно я рассказала ей самую смешную шутку.
— Я никогда не избавлюсь от тебя. Бог об этом позаботился.
Я продолжала смотреть на себя в зеркало. Шрам был хорошо заметен, но кожа уже не была такой ярко красной, как после операции. Отметина проходила по моей верхней губе прямо до носа.
Я выдавила каплю консилера, который ранее купила в аптеке, и нанесла на шрам.
я бережно размазала его по шраму. Покачала головой из стороны в сторону и практически улыбнулась.
Я стала чуть более заметной. Точнее, я выглядела практически… мило.
— Что ты делаешь?
Я подпрыгнула. Маленький тюбик консилера со звоном закатился под раковину. Её глаза заметили его и она нахмурилась. Я быстро подняла тюбик и убрала в ящик.
— Н-ничего, — пробормотала я, опустив голову, чтобы волосы прикрыли лицо.
Мама вошла в ванную и схватила меня за подбородок.
— Ты пыталась замазать его, — процедила она.
— Думала, ты будешь счастлива, если не будешь видеть его… — начала я, но замолкла, как только её ногти вонзились мне в подбородок.
— Не смей думать, что знаешь, о чём я думаю, — рявкнула она ледяным тоном. Затем схватила меня за шею и повернула к раковине. Потом, не говоря ни слова, она наклонила меня вниз; я ударилась головой, от чего всё внутри задрожало.
Струя воды ударила мне в лицо. Пальцы матери так тёрли мою кожу, словно она хотела затереть её до костей. Я не плакала. Не кричала.