Иллюзия вечности

Медведев Роман

– А разве оно сейчас есть, общество? – уже я взял слово. – А оно было? В нашей стране царит и царил принцип «чечевы». Человек человеку волк! Что дало это общество? Что это вообще такое? И если в эти дни оно вдруг существует, то как этому способствует власть?

– Общество слишком ёмкое понятие, чтобы его обосновать. Но философия вкратце трактует его как созидающую форму объединения людей. Согласно Спинозе, это действие всякого человека в порядке и связи вещей. Понимаете? Это социум. Это когда один за всех и все за одного, если угодно. Твой благородный поступок по отношению ко мне лично, проявленная тобой забота – это уже общество… Это когда приходит беда, и ты идешь в своём доме к незнакомым людям за помощью. Даже когда ты защищен, это уже общество, которое эволюционировало к той форме, что требует жандарма с ружьём. Защищающего не только общие ценности, но и твоё же добро. Но вот появляется так называемая свобода, о которой ты ведешь речь. Веди себя как ты хочешь… А теперь, на минутку, представь себя с пистолетом в кармане. Вот ты его изначально взял как средство подавления и индивидуализации. И ты не один такой. У некоторых они тоже лежат по карманам. Ты в какой-то момент распорядитель судеб. Господь Бог, если угодно. Ты можешь отнять жизнь у другого и не будешь волноваться о земном наказании. Противодействия нет. Захочешь ли ты строить общество, и каким оно будет? В нём появятся люди, которые также имеют право на то, чтобы запретить тебе использовать оружие? Или и вовсе равные тебе, которым ты, приняв их в свой круг, также позволяешь стрелять? В том числе и в тебя!.. Нет-нет. Ты будешь строить общество подчинённых. И ни как иначе. А вот теперь обратимся к модели, существующей в мире столетия. Есть суд, и есть палачи. Они сами по себе. Но это противовес. Причем серьёзный аргумент против того, чтобы пистолет так свободно путешествовал с тобой в кармане. Ведь выстрели он не по адресу – уже твоя голова ляжет на плаху. И предназначение власти – содержать машину противовеса именно такой анархии. Анархии, отрицающей право других и признающей только твоё право.

Поэтому, даже сейчас у нас ОБЩЕСТВО! Обладающее всеми атрибутами современности. Слишком монополизированная власть. Излишне тоталитарная. Но это общество.

– Тогда это всё равно дерьмовое общество!

– Андрей, все изменится. Люди не хотят воевать. Им нужны мир и спокойствие. Пройдёт время и те люди, что сегодня правят страной, пересмотрят свои методы.

– У кого-то нет времени ждать. Я за то, чтобы ускорить их размышления.

– Что ж… это ваше право. И всё же, весь ход истории подтверждает, что далеко не всегда новые победители становятся великодушнее и миролюбивее побеждённых. Надеюсь, вы понимаете, о чём я.

– Тогда мы должны рискнуть изменить историю, – вмешался Саша.

– То есть вы уже ассимилируете себя с этими людьми, которые протестуют? Как скоро… а почему ты не думаешь, что твоё участие в этом движении необязательно? Почему вы должны воспринимать происходящее, как нечто личное? Посмотрите на меня… Я старше вас, опытней, если хотите… Мои амбиции сегодня лежат вне сферы социальной борьбы. Я не стремлюсь принять чью-либо сторону. Я просто живу так, как меня это устраивает. Сегодня меня устраивает то, что мы все вместе сидим в большом доме на берегу реки, в окружающей нас тишине и покое. Мне никто не мешает есть, спать, гулять… Вы подумайте, произошла страшная катастрофа. После неё естественно произошли перемены. Но всё это временное напряжение. Ошибки.

– Олег, а тебе самому ждать не страшно? Все взываешь к истории. Тогда самое время вспомнить и гитлеровскую Германию, и наш СССР с ГУЛАГом. Тогда, уверен, люди тоже списывали многое на временные трудности. Только то, что пришло после оказалось намного страшнее.

– Сегодня не та ситуация.

– Да почём нам знать?! Та или не та. Когда-то давным-давно, мама учила меня прислушиваться к внутреннему голосу. Верить ему. Лишь время рассудит кто прав. Я не имею права агитировать кого-либо за то, во что поверил сам, но говорю тебе, Олег: в данной ситуации, как бы мы того не хотели, боюсь, мы просто не сможем остаться в стороне. И я всё больше понимаю, что карман, о котором ты говорил, даром пустует без пистолета.

Олег, как-то с грустью, посмотрел на меня: – Поверьте мне, Андрей. Вы ещё слишком молоды, чтобы принимать ответственность за свою жизнь, ещё толком не осознав всей её ценности. Я – против. Знайте это.

Во время протянувшейся паузы никто из нас не смотрел друг на друга. Тема далеко как не была исчерпана, но и сказанного хватало на то, чтобы подумать в тишине. Я и сам себе признавался, что не имел уверенности даже в том, что говорил. Не говоря уже об уверенности в позиции протестующих, которые что-то там начали делать, и которых я и в глаза то не видал. Объединять себя с кем-то, ассимилировать, как сказал Петрович, было слишком рано. Все это пока пустые разговоры. А мысли подобны юной траве, взошедшей на чернозёме, которую выполоть умелой рукой не составит труда. Впрочем, вероятно там взойдёт и новая…

– Прошу меня извинить, дорогие друзья, – Петрович поднялся на ноги. – Думаю уже пора отдыхать. И вам советую. Завтра будет новый день, и мы ему порадуемся.

Он ушёл, оставив нас двоих. Просидев в гостиной до тех пор, пока не погас электрический свет, мы поднялись наверх и разошлись по своим комнатам. Через несколько минут ко мне присоединилась Оля.

Ещё примерно через час я поднялся с постели и подошёл к окну. Легкий ветерок приятно освежал разгорячённое любовью тело. Оля закуталась коконом в одеяло и сразу уснула. Я уставился в тишину, подсвеченную лунным сиянием. На поверхности реки играла бликами вода. Где-то вдалеке несколько раз пролаяла собака. Значит там люди, отметил я про себя.

Остыв, вернулся на кровать к любимой и закончил этот день.

15 Собака. Встреча с соседями

Первая ночь на новом месте выдалась беспокойной. Я часто просыпался от малейшего шороха, вскакивал и, только находя подле себя Ольгу, засыпал снова. Несколько раз среди ночи раздавались вскрики Раисы Георгиевны. Видимо, она нашла во снах приключения на свою голову и в ужасе просыпалась, одолеваемая добрыми духами.

Мы накрылись одним одеялом и вышли с Ольгой на балкон. В небе светило солнце, но было заметно, что погода меняется и бабье лето прощается с нами до следующего года. Воздух стал холоднее, и по небу медленно тянулись хлопья ватных облаков.

– Скоро начнется пора дождей, – Оля вздохнула и положила мне голову на плечо.

– Значит, заведём детей и не будет скучно.

– Дурачок! – она щёлкнула мне по лбу. – Ты оптимист, Андрюша. Знаешь, до начала этих событий, я тоже часто смотрела на всё сквозь розовые очки, но теперь… Прошло ведь так немного, а кажется, будто минула вечность с последнего беззаботного дня моей юности. Где-то теперь весёлые деньки, шумные компании, праздники? Люди исчезли, унеся с собой всё это в никуда. Посмотришь вокруг, ни души. Тоска гложет…

– А я часто думаю о том, что только в этом вакууме я снова нашёл тебя.

Она поцеловала меня: – А я тебя.

– Ты знаешь, мне кажется, что нас не так уж и мало. Мы вчера с Олегом немного подискутировали. Насчёт общества, будущего… Я думаю, что всё ещё возможно. Возможно, жить по-новому! Люди объединятся на каком-то меньшем пространстве. Образуются новые города. Теперь осталось только устранить несправедливость, и то общество, что останется – будет чище и светлее. Пережив такое, оно обрело опыт ценить жизнь как таковую. Жить как буддисты, радуясь солнцу, ветру, самой возможности просто жить!

– Было бы здорово! Человечество заслужило теперь и белую полосу. Те, кто остались.

– Клянусь, что никогда тебя не покину. Сделаю всё, чтобы мы смогли иметь мечту.

– У нас всё будет. Тем более, если ты прекратишь рисковать собой… Ах, как же здесь хорошо, – она потянулась и часть одеяла, прикрывавшее её тело, повисла на мне. Я тут же понял, что мы ещё задержимся в комнате на какое-то время.

Вниз мы спустились значительно позже остальных. Завтракали также отдельно. После, уже всей компанией, вышли на улицу подышать воздухом. Специально для Раисы Георгиевны поставили шезлонг во дворе, и она вальяжно развалилась в нём, подставив тело под лучи осеннего солнца. Олег занял Иру игрой в бадминтон. Мы же втроем пошли по окрестностям осмотреться.

Погожий день благоволил хорошему расположению духа, в коем мы и пребывали. Сперва я даже напевал что-то из самобытного русского рока. Потом Шурик навязал мне перепасовку пустой пластиковой бутылкой из-под Колы, пока сам же не зафутболил её за незнакомый забор. Оля потягивала Кадарку из одноразового стакана.

Мы прошли мимо жёлтой дачи, в которой, по словам Олега, жили двое. По дороге под уклон, спустились до автомобильного моста через реку и перебрались по нему на другой берег. Задержавшись в яблоневом саду, мы набрали зелёной мелочи и ссыпали её в мой свитер. Получившийся мешок Сашка взвалил на свои плечи.

Затем мы вошли в посёлок, расположенный на берегу реки, противоположном нашему дому. На этой стороне построек было значительно больше. Преобладали старые щитовые домишки, похожие друг на друга и отличавшиеся лишь окраской. С одинаковыми наличниками. Под металлическими крышами. В таких домах встретить зиму – нажить больших проблем. Стройность наследства советской эпохи нарушали индивидуальные проекты новоделов Российской Федерации. Основательные, с дизайном, с продуманной системой коммуникаций. Из разряда нашего нового жилища.

Нарочито громко разговаривая, я шёл со своими друзьями по проселочной дороге в надежде, что на нас откликнутся люди. За каждым из тёмных окон мне мерещилось движение. От каждой из запертых дверей я ждал приглашения. Однако, прогулявшись вдоль всего поселка насквозь, нам так и не удалось заметить признаков людской активности. Тишину этой наполовину мёртвой земли нарушали только наши шаги.

Вернувшись уже по другому небольшому мосту на свою сторону, мы нашли Олега, мирно беседующим во дворе с молодым мужчиной лет сорока и его более молодой спутницей.

– Ребята! – Петрович махнул рукой. – Знакомьтесь. Это наши соседи.

Мужчина протянул сухую руку: – Галямин Анатолий.

Вслед за ним, мило улыбаясь, представилась девушка: – Светлана.

В ответ мы также назвались по именам и присоединились к беседе.

Анатолий был невысокого роста мужчиной с собранными на затылке длинными волосами. Тонкие губы и безвольный подбородок, вкупе с постоянно бегающими глазами – всё, что отложилось мне о нём от первого впечатления. Сознаюсь, не совсем приятного. Напротив, жена Анатолия – Светлана была симпатичной полненькой блондинкой с открытым лицом и заразительным смехом. Она сразу привлекала к себе внимание за счёт, казалось, неисчерпаемой энергии. Без сомнения, она могла быть душой любой компании. И снова, я отметил про себя, что это лишь первые впечатления.

Из разговора с соседями мы узнали, что они живут здесь уже без малого неделю. Поначалу супруги еще встречали людей в округе, но вот три дня, как никого не было видно. У четы Галяминых была машина, и Анатолий периодически ездил за продуктами и слухами в город. Светлана продемонстрировала собственную эрудированность в отношении развития ситуации, как в мире, так и в России особенно. Пояснив, что усвоила информацию преимущественно из телепередач. На мой вопрос о радио, она отрицательно помотала густыми распущенными волосами и дала понять, что ей не интересно альтернативное мнение.

Со слов соседей они уже давно справились с ужасом и сейчас ощущали даже некое безразличие к происходящему. Они «договорились жить только сегодняшним днем, наслаждаться им в полной мере и обрести, наконец, счастье от общения друг с другом».

Сложив ладошки на груди, будто католик на молебне, Светлана откровенничала: – Это действительно счастье, что мы сюда перебрались. Толя и я… мы так давно не были наедине. По-настоящему… В своём доме, в тишине.

– Ну, тишину то мы вам разбавим! – Олег захохотал. Но наигранно. Глаза его

не смеялись.

– Перестаньте, – она махнула на него рукой. – Вы не нарушите наш покой. Будет даже спокойней на душе от того, что кто-то рядом. Нарушить идиллию этого сказочного места непросто. Вы сами почувствуете скоро, насколько умиротворяюще действует вся эта обстановка. Полная тишина. Только шелест деревьев и плеск воды, – Светлана мечтательно посмотрела на реку. – Если бы я могла, то обязательно нарисовала бы это. Деревня, романтика, наши корни… а вечера! Как же они здесь красивы. Под крышей виден горизонт, за который опускается красное солнце.

– Тишина, это хорошо, – сказал я. – Хотя, если честно, она меня всегда чем-то пугает. В ней легко нафантазировать разного… жуткого. Моей душе ближе шум города. Там безопаснее.

– Ну, про полную тишину Света переборщила, конечно, – встрял Анатолий. – И птицы кричат, и людей бывает слышно. Последние несколько ночей и дней собака не знаю где лает.

– Собака?! – я встрепенулся.

– Именно. Собака, – Светлана изумилась моей реакции. – Что-то не так?

Ольга засмеялась: – Не обращайте внимания. Андрей последнее время стал очень мнительным.

Я улыбнулся и извинился. Опять собака. Почему мы не встретили её на том берегу? Если это одинокий пёс, то он должен был прийти к людям за пищей? Имеет ли это какое-нибудь значение? Почему вдруг я об этом так взволновался?

К нам подошла Раиса Георгиевна. При знакомстве с новыми людьми она дежурно проявила всю благожелательность, которой только её наградил господь. Затем мама увела за собой дочь, и мы вслед тоже попрощались с соседями. Олег пригласил их на ужин. Те обещали прийти, и не с пустыми руками.

После все разошлись по своим делам.

Ира нашла бумагу, и села на берегу рисовать грифелем пейзажи. По её признанию, она уже долгое время готовилась к поступлению в художественное училище. И судя по наброскам, у неё были все на то основания. Неожиданно, я открыл в ней самобытного художника, вкрапляющего в реализм совсем не детские фантазии. Пройдёт немного времени и у меня останется целый альбом Ириных зарисовок к тому, что произошло с планетой. Когда-нибудь впечатление от них передаст больше эмоций, чем, к примеру, мой несчастный дневник.

Я, Саша и Олег пошли в беседку изучать описание генератора. Оля с матерью ушли в дом.

За делом время пролетело незаметно. Около семи начало смеркаться. Всей компанией, за исключением, разумеется, Раисы Георгиевны, мы готовили гостиную к приёму гостей. Из бара позаимствовали пару бутылок с хересом и бренди. На стол пошли почти все деликатесы, имевшиеся в доме, а специально на десерт Оля готовила шарлотку из собранных нами днём яблок.

Как и договаривались, соседи пришли около восьми, и, встретив их при свечах, мы сели за стол. Светлана надела голубое платье из шёлка. Анатолий увенчал нарядный джемпер повязанным вокруг шеи узорчатым платком. Наши дамы тоже не оплошали и придали эффектной внешности выходное обрамление. Званый ужин обрёл претензию на торжество.

Беседа началась с краткого представления о себе. Облегчало знакомство и обильно разливаемое вино.

Раиса Георгиевна время от времени выказывала повышенное внимание к Анатолию, строя ему глазки и растягивая рот в хищной улыбке. Что это вдруг? Со стороны тёщи я не замечал бескорыстных поступков. Мама… ах эта милая мама!

– … Когда всё начало рушиться, я в ужасе металась по городу, шарахаясь от несчастных, истекающих кровью, – Светлана слегка покраснела от выпитого. – Толя ещё продолжал ходить на работу. Он у меня программист. Просто не верилось, что в одночасье всё может стать с ног на голову. Наши друзья умирали, казалось, без причины. Эти постоянные крики боли в доме, на улице. И вот… в тот день, когда муж пришел домой и сказал, что всё кончено и эту беду не победить, мы решили убраться из города.

– До сих пор не понимаю, что происходит, – Анатолий покачал головой. – Люди пропадали из поля зрения. Почти все мои коллеги исчезли уже на следующий день. С оставшимися живыми всё чаще случалась истерика. Кто-то рыдал, кто-то смеялся как сумасшедший. Так не могло продолжаться больше. Я не выдержал… Я понял, что сам начинаю сходить с ума и пора убираться из города.

– Но чем-то это всё же должно объясняться?! – Раиса Георгиевна, потягивала из бокала херес. Игра бликов свечей, отражавшихся от кривых граней бокала, покрывала её лицо необычной маской тени и света.

– Чем-то и объясняется, – я сидел напротив неё.

Одарив меня презрительным взглядом, она крякнула: – Потрудитесь излагать свои мысли яснее… если способны, конечно.

Я отвернулся от неё и продолжил для остальных: – Насколько нам известно, на сегодня есть две версии. Первая материалистическая: это следствие изменений на Земле, произошедших под воздействием движения других планет и под влиянием Солнца. И вторая сюрреалистическая: наказание Богом за грехи человечества.

– Первая выглядит более понятной, – сказал Анатолий. – По сути, такие казусы рассматривались астрономами уже тысячи раз. Хоть до такого, конечно, не доходило… Что же касается Бога, то здесь я не только дилетант, но и атеист. Более того, считаю это абсурдом, поскольку попросту недоказуемо. С таким же успехом взрыв в Чернобыле может быть приписан божьей персти. Мы, как вы правильно сказали, материалисты. И может здесь нечем кичиться, но таково мировоззрение, привитое в России октябрьской революцией. Надо отдать должное, не будь людей таких же материалистических взглядов, нам бы и электричества не видать! Наука ответственна за развитие человечества. Она обратила кайло в буровую машину, а не религия.

– Да, но не за моральное развитие, – вмешался Олег.

– Перестаньте, Олег! Мораль в религии от страха наказания, не более. Сдерживающий фактор верующего – ужас от ожидания вечного страдания за грехи. У общества выработалась такая же мораль, сформированная на базе страха земного наказания в тюрьме. Чем она хуже?

– Она не родилась бы без религии. В этом весь и вопрос. В первоисточнике. Значит, он идеален, раз формирует мирские законы.

– Я не спорю об этом. Повторюсь – я не обучен мистическому. Но дайте мне доказательства его присутствия! Мы не знаем даже лика этого Бога, который всеведущ. В том числе, о мыслях каждого из нас. Ну не надумано ли это?! И если рассматривать всерьёз гипотезу о каре небесной всего человечества, логично задаться вопросом: а за что? За то, что подняли в небо машины? За то, что научились излечиваться от чумы и проказы?.. Окей, а почему сейчас? В мирное время, а не, скажем, во время мировой войны?

– А вы не допускаете, что и мировая война была Его мерой? Его знаком.

– Олег, вы же взрослый человек! Ну, нельзя же во всем искать оправдания людским порокам: алчности, тщеславию, глупости, наконец? Мы так никогда не научимся принимать несовершенство созданного, именно нами, мира. Во всем будем искать либо злость, либо иронию эфирного Бога.

– Хорошо. Тогда объясните причину висящего на груди у вашей супруги крестика.

– Меня крестила тетя ещё маленькой, – ответила сама Светлана. – Да я и не разделяю неверия мужа. Я просто знаю, что нам суждено пройти тот путь, что уже избран.

– Ага! – вскрикнул Анатолий. – Уже избран! Вы только вдумайтесь! Богом и наперёд всё предусмотрено. Так рассуждая, нам и делать то ничего не стоит. О какой борьбе за выживание идёт речь? О какой альтернативе поведения вы говорили, Андрей, сегодня днём? К чему это? Так, даже по этим меркам мысли, наша пассивность здесь и есть идеальный вариант поведения. Изменить вряд ли что можно. Уже всё предначертано.

– Может и так, – ответил я. – Но сидя, сложа руки, своей собственной доли и вовсе не улучшишь. На Бога надейся и сам не плошай!

– То есть вы лично, Андрей, на Бога надеетесь?

– Я… молился ему.

– Здесь нечего стыдится, Андрюша, – Олег участливо положил руку на моё плечо, видя, что я склонил голову.

– Да я не от стыда… Вернее, от стыда за то, что обращаюсь к Нему, а сам вроде Анатолия неверующий. Сам не знаю, во что и верить. Но знаю, что путь постижения истины каждым из поколений занял долгие и долгие годы. Люди проверяли её собственной кровью и тысячи раз получали как подтверждение, так и противоречия. Миллионы и миллиарды людей служили богу, а затем его же и проклинали после смерти близких. Крестоносцы жгли на костре изобретателей, а сами пользовались их трудами. И главное знаете что?.. Мы ничего не можем с этими нашими событиями поделать. Будем сидеть здесь и битый час спорить, но все равно не приблизимся к истине. Ничего уже нельзя изменить в нашей общей беде. Опять же, если только не произойдёт очередная «случайность» и кто-то найдёт лекарство. Это, полагаю, может случиться. Через год, к примеру… Или сто лет. А пока мы будем только мучиться, задаваясь вопросами, и получать варианты ответов на них. Варианты! Проверить которые сегодня удастся только после смерти.

– Так, чего же ты и твои друзья хотите? – Олег посмотрел на меня. – Я не чувствую определённости взглядов. Вы все-таки хотите ждать высшей воли, или как-то действовать?

– Как-то действовать.

– Но как? В чём ты видишь смысл? Улучшить собственное положение вряд ли удастся. Вылечить болезнь мы все равно не сможем. За что тогда бороться? Ведь, если следовать твоим прежним рассуждениям, вы готовы чуть ли не с оружием в руках отвоёвывать себе права. Права на что?

– На уважение к себе. Мы говорили с тобой, Олег, об этом. Хочу, чтобы услышали и другие. Мы должны прожить отпущенное время в обществе, которое представляет собой одно целое, а не разделённое на клан власть имущих и толпу бесправных людей, предоставленных самим себе. Если получится обойтись без вражды, будет прекрасно. Если нет – я не исключаю возможности борьбы. И чем быстрее всё разрешится, тем лучше будет для всех. А что касается будущего человечества?… Ясно, что без чуда здесь не обойтись. Однако, деяния той высшей силы, от которой всё это зависит, не случаются на пустом месте. Мы все должны дать посыл к тому, что готовы измениться к лучшему сами. Без божьего в том наставления. Тем более, в такой сугубо земной ипостаси как естественные свободы человека. И уж потом… Я считаю, нам дадут шанс, либо прикончат всех разом.

– А вы рэволюцьёнер, – нарочито коверкая слово, Раиса Георгиевна усмехнулась надо мной. – Оленька, проводишь меня? А то сон навеяла философия твоего сожителя.

Я хотел было сказать ей о том, что она заносчивый кусок дерьма, но в очередной раз сдержался: – А и правда, не пора ли сменить тему?

Уже через несколько минут за столом зазвучали забавные истории из прошлого и смех. Бар опустел ещё на пару бутылок вина. Потом все поднялись наверх к бильярду и к моему удовольствию мешали спать Раисе Георгиевне громким хохотом и стуком костей шаров. И лишь в поздней ночи соседи в сопровождении изрядно набравшегося Олега отчалили в сторону собственных пенатов. Следом рухнули по кроватям и мы.

Ночь пришла, а с ней пришла и настоящая осень.