Иллюзия вечности
Шрифт:
Далее ведущий углубился в теорию об огнестрельном оружии, что было конечно познавательно, но, малоприменимо, на практике для нас, которые пороха, как говорится, не нюхали.
В это время мы уже были на окружной автодороге и вскоре должны были достичь места назначения. Солнце во всём своём великолепии явило на небосклоне огненный лик. Ветер шевелил уцелевшую зелень на ветвях деревьев. Редкие птицы оживляли голубое небо своим движением. Ещё более редкие машины проносились нам навстречу. Я так до сих пор и не привык к пустоте нового мира.
Перед съездом на калужское шоссе тойота Скворцова заморгала правым глазом.
Саша что-то невразумительное насвистывал под нос. Наши машины двигались по Калужскому шоссе. Минуя, примерно десять километров после пересечения с окружной, Тойота свернула направо. Мой друг неотступно следовал за иномаркой. Машины съехали на проселочную дорогу, идущую сквозь бревенчатые постройки и далее левее вдоль берега реки. Сосед остановился у одного из домов, окружённого глухим высоким забором.
Припарковавшись за ним, мы вышли из машины.
– Вот и он, – Олег Петрович махнул на большой кирпичный дом с мансардой.
– Весомо!.. – Сашка присвистнул, оглядев трехэтажные хоромы.
– Красота-то какая! – Ольга сладко потянулась, обратившись лицом к узкой реке.
Дом стоял на сельской улице, выходящей на реку с названием, от которого неприятно потягивало зубы – «Десна». Речка, шириной не более тридцати метров, отправлялась течением к городу, легко набегая на траву у берега. Напротив ворот дома от земли вытянулся в реку дощатый мостик. На таких раньше бельё полоскали. Чем сейчас занимаются, принимая во внимание изобилие подобных нашему домов, я предположить затруднился. Рядом с мостком с берега свешивалась к воде большая ива.
Я выдернул мохнатую травинку у ног, сунул её в рот и прогулялся чуть дальше по улице. На всем её протяжении, насколько позволяла видимость, стояли жилые дома на небольших – соток по шесть или десять – участках земли. По другую сторону Десны также тянулись дома, частично скрытые от нас растущими вдоль прибрежной полосы деревьями. Большинство домов были новыми, либо перестроенными старыми с обновлёнными фасадами.
Все участки разделялись заборами. Преимущественно сплошными из бетона или камня. У тех, что победнее торчал и разноуровневый горбыль со щелями. Отстроенные массивные дворцы из кирпича и толстого стекла вгоняли в мрак падающей с них тенью ветхие дачные домики, скромно ютившиеся бок о бок. Живописуя собой символ русского капитализма, разношёрстного и тем несколько нелепого. Где две крайности сходятся настолько часто, что каждый из нас живёт с предчувствием неминуемой гражданской войны.
Вот и к нашему солидному дому присоседилась покосившаяся щитовая дача в яблоневых деревьях. Судя по открытой в заборе двери, брошенная. Я толкнул пальцем клин вертушки на гвозде, которой запирали забор изнутри. Она прокрутилась пропеллером несколько раз и вернулась в изначальное унылое положение.
Судя по многочисленному мусору, разбросанному вдоль дороги, ещё совсем недавно здесь кипела жизнь. Теперь чуть ли не все дома выглядели пустыми и безжизненными. Стало как-то неуютно на душе и грустно.
Неожиданно где-то на нашей стороне раздался плотный стук, похожий на удар
– Это, наверное, единственные соседи, – Олег Петрович подошёл ко мне со спины и кивнул в сторону видневшегося бледно-жёлтого домика с эркером. – Я вчера ходил к ним. Милые люди. Супружеская чета, уже дней пять, как перебравшаяся из города на свою дачу.
– И больше никого нет? – Оля посмотрела на соседа.
– Видимо, так. Во всяком случае, я никого больше не встречал.
– Сосед снова обратился ко мне: – Вы не возражаете, Андрей, если мы поставим машины во двор и занесём вещи в дом?
– Разумеется, да, – Сашка помог соседу открыть ворота, и обе машины заехали на заасфальтированную площадку перед подвалом особняка.
Вблизи мы смогли по достоинству оценить количество труда и денег, вложенных в наше новое угодье. Участок занимал не менее десяти соток, однако, из-за величины самого дома прилегающая территория смотрелась скромно.
Слева от дома располагался колодец в небольшой конусообразной пристройке. Справа зеленел газон с выложенным камнем декоративным прудиком по центру. За домом находились будка с генератором и пара сотен квадратных метров поляны для отдыха.
По асфальтовым дорожкам мы прогулялись к эффектной беседке, украшенной резным орнаментом, и чуть дальше до камина из камня, ещё сохранившего в себе остатки древесного угля. На засеянном травой пятачке у забора, со слов соседа, хозяева любили «резаться в бадминтон».
Саша забрался на карниз крыльца беседки и осмотрел через забор соседние территории.
– Хоббитов не видать? – я пошутил.
– Глухомань! Ты попробуй через такой забор сбеги отсюда! Только через парадные ворота.
– Жить захочешь – перепрыгнешь не хуже Бубки. Пошли в дом!
На первом этаже располагались прихожая, просторная кухня, оборудованная по последнему слову техники и гостиная в зелёных обоях.
На восточной стене гостиной добрососедски скалились друг другу мёртвая голова кабана и высохшая морда оленя с ветвистыми рогами, нацеленными в потолок. Под ними разинул кирпичный рот камин с изразцами на орнаментной плитке. В углу стоял большой телевизор и стойка с аудио аппаратурой. По стене напротив расположились небольшая кушетка и два кресла с деревянными подлокотниками. Рядом с окном врос большой обеденный стол и шесть деревянных стульев с высокими спинками вокруг него. Довершала гармонию цельная шкура тигра на полу. Глаза декоративного хищника жадно, но, к счастью, также декоративно блестели над белоснежными клыками. И всё равно ступать на шкуру не хотелось.
Из гостиной мы поднялись по винтовой лестнице на второй этаж. Рядом с пролётом, у витражного окна во двор, был разбит небольшой зимний сад. По правую руку шёл изогнутый коридор, из которого вели двери в три жилые комнаты и большую ванную.
Мы осмотрели все их. В одной из комнат когда-то жил ребенок. В ней стояли яркая детская кровать-машина (совсем не детского размера) и красно-синяя лёгкая мебель. Рядом с кроватью на стульчике, уронив голову на грудь, сидел бурый мишка.
Две другие комнаты на этаже служили спальнями. Одна, судя по всему, хозяйская. Другая гостевая. Обе светлые и просторные. В хозяйской спальне во встроенном шкафу осталось бельё и халаты домовладельцев. На прикроватной тумбочке фоторамка улыбающихся членов семьи и банки с кремами.