Илья Репин
Шрифт:
В начале осени и части зимы 1894/95 учебного года, когда Репин начал заниматься в студии Академии художеств, он жил на частной квартире очень далеко от академии и приезжал оттуда ежедневно утром писать с учащимися натурщицу, точно к началу занятий. Ученики же не все и не всегда приходили к началу сеанса, так что Илья Ефимович по этому поводу говорил: «Я из вас самый прилежный ученик».
Свой этюд Репин нарисовал углем в один день и зафиксировал. На второй день привез краски, несколько жидкостей и целый ворох кистей разных размеров и фасонов – как щетинных, так и мягких. Ученики, конечно, бросились смотреть, какими кистями работает
Илья Ефимович начал писать свой этюд натурщицы с головы – густо, но равномерным слоем красок, широко, но заканчивал сразу. Прописавши весь этюд в течение трех дней, оставил сохнуть. Приехав опять через несколько дней, привез множество разных жидкостей и в один день пролессировал этюд, но так, что лессировки не было заметно: мазки оставались видимы, но как-то слились, смягчились.
Илья Ефимович ввел рисование двадцатиминутных набросков с обнаженных натурщиков и натурщиц, и сам с учениками некоторое время рисовал и свои рисунки здесь же оставлял – их прикалывали на стену. Когда этих набросков накапливалось довольно много, то их разыгрывали и забирали.
Репин много раз говорил своим ученикам: «Старайтесь сделать как можно больше до тридцати лет, потому что кто до тридцати лет ничего не сделает, тот ничего уже не сделает». Давал он и другие советы: «Если кто-нибудь будет хвалить вашу картину, а вам она не нравится, переделывайте без сожаления. Если ваша картина вам нравится, а другим не нравится – ставьте на выставку без колебаний».
Когда ввели новый устав и в Академию художеств вошел новый состав профессоров, то были изменены и экзаменационные требования. Раньше от поступавшего требовалось нарисовать только голову с гипса за два часа, а при новом уставе – нарисовать и написать обнаженную человеческую фигуру, поэтому приехавшие издали талантливые, но малоподготовленные юноши проваливались на экзаменах. Репин решил открыть студию для подготовки учеников в Академию художеств.
Вначале было решено принять в студию двадцать пять человек, но так как наплыв желающих поступить был большой, то приняли столько учеников, сколько могла вместить студия, что называется «до отказа» – сорок человек.
Репин часто говорил ученикам, что «лучше всего чистый холст, а когда он записан – навоз». Как-то один из учеников после таких слов Ильи Ефимовича спросил его: «Почему?» – «Потому что на чистом холсте можно написать шедевр, а когда написал, то видишь, что холст испорчен», – ответил Репин.
Сам он иногда над собой подшучивал: «Ничего, вместо Николая II выходит Александр III».
Илья Ефимович предостерегал всех своих учеников от подражания каким бы то ни было гениальным мастерам, он говорил: «Как бы ни был очарователен художник старой школы отжившего времени, надобно поскорее отделываться от его влияния и оставаться самим собой, беспощадно уничтожать в своих начинаниях малейшее сходство с ним и стремиться только к своим собственным идеалам и вкусам, каковы бы они ни были…Искусство любит беззаветную храбрость в художнике, беспредельную дерзость его в исполнении новых очарований и новых откровений в безграничном мире красоты и поэзии. Оно простит
Предостерегал также Илья Ефимович всех, чтобы они не очень увлекались новым декадентским направлением, говоря: «Пройдет немного времени, направление изменится, а вы не будете уметь серьезно работать». Он говорил ученикам: «Для того чтобы написать хорошую картину, нужен талант, нужно много учиться, и, будучи мастером, надо много труда положить для создания хорошей картины. Прошло тридцать лет со времени написания «Тайной вечери» Н. Н. Ге, а вы теперь не можете себе составить даже приблизительно понятия о том, как она была написана: свет от светильника был разлит в картине до иллюзии».
Илья Ефимович был против подражания, но не против копирования для изучения мастерства и подхода к делу. Он и сам копировал Рембрандта, изучая его манеру.
Илья Ефимович давал советы: работать хотя бы по два с половиной – три часа ежедневно, но сам работал, не считаясь с часами. Когда доктора стали ему советовать больше бывать на воздухе и меньше работать, то он объявил им прямо: «Этого я не могу сделать, найдите средства, то есть способ лечения, который давал бы мне возможность работать». Тогда доктора посоветовали ему спать круглый год при открытом окне, что он и выполнял всю жизнь.
Словом, работал Илья Ефимович столько, что, по легенде, когда он женился, то венчаться пошел в академическую церковь из студии, прямо с работы, с карандашом в кармане, а после венчания возвратился опять работать. Илья Ефимович говорил: «Я, как водовозная кляча, привык уже столько работать». Репин так себя вел, что ученики работали рядом с ним как равные, совершенно забывая, какая огромная разница между ними во всем, даже в возрасте.
У своих учеников Илья Ефимович обыкновенно спрашивал: «Вы что-нибудь написали? У вас что-нибудь есть новое? Зайду, а если нет, не пойду».
Н. Ф. Роот, знавший Репина на протяжении двадцати двух лет, вспоминал, что Илья Ефимович садился рядом с учениками и рисовал модель как равный. Он не любил пустых, светских разговоров, и если они начинались, сразу уходил. Однажды в академической мастерской, когда Роот писал картину из жизни финских рыбаков, вошел Илья Ефимович и попросил разрешения посмотреть работу. Картина называлась «После бури», на ней были изображены жены и дети рыбаков, ждущие возвращения своих кормильцев с моря. Репин сказал: «Обобщайте, обобщайте! Обязательно нужно обобщать…» Он взял палитру и кисть. Молодая белокурая девушка на картине ожила в несколько минут, засверкали влажные камни, засеребрился мох. «Ищите верности отношений, не забывайте, что живопись – это гармония красок. Важно передать правду…» – говорил Репин, рисуя.
Никаких теоретических разглагольствований, только наглядный показ, несколько пояснительных замечаний. Но какая это была прекрасная школа!
Правда, сам Репин не считал себя педагогом. Он говорил своей ученице Званцевой: «Вы хорошо сделаете, если перейдете к Чистякову. Я учить не умею…»
Своего метода преподавания у Репина действительно не было. Он не был строгим методистом, но занятия его были глубоко осмыслены, а все указания покоились на фундаменте больших знаний. Илья Ефимович никогда не связывал учеников какими-то близкими ему приемами и давал полную свободу, помогая выявить себя, определить свой подход к форме, к живописной технике.