Имена
Шрифт:
Делить можно кого угодно. В том числе и шлюх. И если Лада Чемурдосова попадала в категорию шлюх по названию, то уж кладовщица Орнелла выходила стопроцентной шлюхой по призванию, что никоим образом не умаляло ее достоинств, а наоборот, делало их ярче и востребованней.
Эти логические умозаключения окончательно привели Генку в чувство, и он нашел в себе силы не смотреть на задницу Орнеллы, поскольку понял, что путь к телу любовницы начальника может закончиться для него получением путевки на фестиваль, с которого только что вернулся Коля Бублик.
Инстинктивно
Последняя, правда, была женой какого-то Грузина, но Рыжий сказал, что это скоро закончится, и Генка ему поверил. Он мог и подождать. Если место, в котором он сейчас находится, действительно является раем, то времени у Генки – завались!
Пока мозг Кабанова был занят перекладыванием перспективной любовной добычи с полки на полку, прекраснозадая Орнелла выложила на стол ряд предметов, которые Генке полагалось получить. Среди них обнаружились: деревянные кружка, ложка и миска; чугунные сковородка и котелок; две глиняные бутылки – одна наполненная растительным маслом, вторая пустая; алюминиевые солонка и сахарница. В довесок Генке достались два рулона туалетной бумаги.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил Кабанов.
– Заходите по мере надобности, – с явным намеком произнесла Орнелла и улыбнулась, обнажив ровные зубки.
Генка и Денис свалили выданное имущество в тачку и быстро выскочили на улицу.
Затем они зашли в еще одну дверь, где Кабанов получил вафельное полотенце, обычную шестидесятисвечовую лампочку и большой кусок хозяйственного мыла, а также тоненькую тетрадку с простым карандашом. На обложке тетрадки красивыми буквами было напечатано: «Для заявлений и объяснений в любви». Карандаш оказался неточеным.
На вопрос: «Чем его заточить?» кладовщица (толстая наглая баба) ответила: «Зубами. Они здесь не изнашиваются».
В овощной части склада Денис загрузился картошкой и Генка покатил тачку на улицу.
– Это и вся еда? – спросил он.
– Да, – ответил Рыжий. – Соль и сахар получишь в пятницу. Выдаются в полиэтиленовых пакетах.
– Не может быть! – не поверил Генка.
– Еще как может, – сказал Денис. – Вот так и живем. Варим эту картошку, жарим и печем. Некоторые даже умудряются сладкие оладьи из нее делать. Ничего, привыкнешь. А вместо чая побеги черемухи хороши. Завариваешь в котелке и пьешь. Соли я тебе отсыплю, а вот с сахаром проблемка. Сахар здесь – стратегический продукт. Но все по порядку. Сейчас придем в твое жилище, позавтракаем и дальше я прочту лекцию об устройстве нашей жизни.
– А я так и буду босиком ходить? – поинтересовался Генка.
– Ах, да! – хлопнул себя по лбу рукой Денис. – Чуть не забыл про обувь! Ладно, сейчас поедим и займемся этой проблемой в первую очередь.
Они
Глава третья
Комната номер восемь находилась на втором этаже двухподъездного дома барачного типа, расположенного метрах в трехстах от площади. С внутренней стороны входной двери нового генкиного жилища торчал гигантский крючок кустарного типа, сделанный из толстой стальной проволоки.
Помещение было разделено невысокой ширмой на маленькую прихожую и собственно комнату. В этой комнате, обклеенной рваными сиреневыми обоями, стояли две кровати с матрасами и подушками, две тумбочки и пара стульев. К одной из стен был прикреплен тонкий телевизор. С потолка свисала кишка электрического провода с патроном, в котором торчала лампочка.
В прихожей Генка увидел стол, край которого занимала маленькая двухкомфорочная электроплита. Из-под стола выглядывало красное пластиковое ведро внушительного размера с торчащим из него краем половой тряпки, а в противоположном углу прихожей застыла в строевой стойке деревянная швабра.
На фоне окна без рамы и стекол телевизор с электроплитой смотрелись несколько гротескно и ассоциировались с луноходами, застрявшими в грунте мертвого спутника Земли. Более того – рваные сиреневые обои пробудили в генкином сознании воспоминание о картине, виденной им в прошлой жизни.
Имя художника, написавшего ее, он не знал, зато вспомнил название, которое звучало так: «Распад стронция в темно-лиловых тонах». Вид нового жилища мгновенно заставил Генку сравнить комнату с безжизненной планетой в момент прохождения ее через облако межзвездного газа.
Кабанов, прогоняя наваждение, почесал рукой затылок, внимательно осмотрел дверь с обеих сторон и пришел к выводу, что снаружи она не запирается вообще.
– И никаких замков? – спросил он у стоявшего за спиной Дениса.
– А что тут красть, кроме сахара? – поинтересовался Рыжий в ответ. – Обстановка одинакова в каждой комнате любого из домов за исключением здания, где проживают рабы божьи Козлаускасы и раб всех рабов божьих Очкасов, венец ему в торец. Замки иметь не возбраняется. Делают сами, если нужно. Ты заходи, чего встал на пороге?
Они вошли и поставили на стол посуду.
– Я сейчас сбегаю к себе за солью (это недалеко, мой дом через дорогу), а ты перетаскай из тачки картошку, – распорядился Денис. – Вон, ведро из-под стола возьми. А картошку высыпь горкой в угол, где швабра стоит. Там ей пока место будет. Потом ящик сколотишь для нее. Прищепкины даже этого не удосужились сделать. Только обои подрать сумели. Зачем? Хотя жили в поселке более трех месяцев. Странные люди, одним словом – придурки! Ну, я пошел, а ты еще воды в котелок набери, поставь на плиту. Сейчас пожрать сварим.