Имена
Шрифт:
– Куда я попал? – вздохнул Генка.
– В рай для придурков.
– ???
– Я серьезно.
Коля, кряхтя, встал с лавки и поплелся в левый задний угол вагона.
– Да ладно! – не поверил Генка. – А что, бывает рай для придурков и для непридурков?
– Всякие места есть, – ответил Коля, шаркая по полу ногой.
– Что ты делаешь?
– Унитаз ищу. Ах, вот он где!
Коля нажал пяткой какую-то точку в полу, и в углу отъехала в сторону часть железного покрытия, обнажив круглую дырку тридцати сантиметров диаметром. В вагон сразу
Коля, шатаясь, принялся справлять в этот люк малую нужду.
– Эх, только бы не промазать! – проговорил он.
Но, по всей видимости, промазал, так как от светильника отделился голубой шарик, ставший уже привычным в вагоне. В углу шарахнуло пламенем электрического разряда, раздался короткий вопль и Коля, отброшенный силой взрыва, оказался лежащим на одной из лавок. Из ушей его валил дым, а сливообразный нос распух еще больше и видом своим теперь напоминал спелую грушу.
– Это из-за неаккуратного пользования туалетом? – поинтересовался Генка.
– Вот-вот, – простонал Коля. – Чтобы метко гадить в эту дырку, нужно присаживаться на корточки. А я не могу. Задницу исполосовали так, что кожи на ней не осталось. Не гнется теперь задница. Но ничего. Все заживет. А разрыв шаровой молнии что? Тьфу! Мелочь какая после трех дней исправительной командировки.
– Исправительной командировки?
– Ну, это поездка, в которой я сейчас принимаю участие. Меня отправляли в командировку на три дня. Сегодня она заканчивается, и я возвращаюсь домой.
– Ничего себе командировка! – Генка покачал головой. – И все, кто ездит в командировки, возвращаются в таком же состоянии как ты?
– Бывает и хуже.
– Это добровольно?
– Как бы не так!
– И меня могут послать?
– Заслужишь – пошлют.
– Ничего не понимаю, – Генка почесал рукой затылок. – Ну, ты возвращаешься домой с какого-то слета садо-мазохистов. А куда еду я?
– Туда же, – ответил Коля. – В филиал рая для придурков.
– Ты хочешь сказать – я придурок?
– А кто, если едешь именно туда? Здесь ошибок не бывает.
– Пошел ты к… японской матери! – возмутился Генка, опасливо взглянув на светильник.
– Зря злишься, – сказал Коля. – Вот расскажи, как ты умер?
– Да я не знаю, – стушевался Генка.
– Врешь! – констатировал Коля.
– Ну-у-у, – слегка замялся Кабанов. – Помню какой-то странный сон, будто удираю на мотоцикле от полиции.
– Трезвый? – Коля с явным интересом приподнял голову.
– Нет.
– Ага, уже придурок. А дальше?
– А дальше вроде бы я рванул через закрытый переезд, и меня раскатал локомотив.
– Все понятно, – Коля утвердительно кивнул головой. – Придурок вдвойне. А то и втройне. Мы едем в место, где селят таких как ты. Неявных самоубийц. По идее – ты на себя руки не накладывал, значит – места в аду для тебя нет. Далее: ты погиб не сам. Тебя убил поезд. Следовательно – невинно убиенный. Но ездить бухим на мотоцикле (раз), удирать от ментов (два) и проскакивать через закрытый переезд (три) –
– А ты разве не туда же путь держишь? – со злостью в голосе поинтересовался Генка.
– Туда, – подтвердил Коля. – Но я не дурак и через закрытые переезды не проскакивал.
– А как умер?
– Никак! – отрезал Коля. – И вообще, здесь не принято спрашивать причину смерти. Дурной тон.
– Но ты же спросил?! – Генка взвился с места. – И я тебе рассказал!
– Потому что идиот, – сказал Коля и хмыкнул. – Сразу было видно.
Генка в два шага оказался рядом с лавкой, на которой лежал языкатый попутчик, и замахнулся кулаком.
Коля, увидев его жест, испуганно придвинулся к стенке и заорал:
– Помогите! Раненых добивают! Сволочь фашистская!
Генка опустил занесенную для удара руку и сказал:
– Сам же говорил – никто здесь не поможет… Ладно, успокойся. Подожду, когда выздоровеешь. Вот тогда отметелю так, что повторно лечиться будешь!
Он вернулся на лавку.
– Ты что, действительно шуток не понимаешь? – спросил Коля примирительно.
Генка промолчал, отвернув голову в сторону.
– Да ладно тебе! – добродушным тоном продолжил Коля. – Не обижайся. Ведь вместе жить дальше придется. Поселок небольшой. Все друг друга знают. А драться, кстати, нельзя. За такие дела предупреждения раздают. Три штуки в год получишь – и все.
– Что все? – спросил Генка, глядя в стенку.
– Четвертый проступок – трехдневная командировка.
– Так ты штрафник? – с интересом спросил Генка, поворачивая голову.
– Да, – ответил Коля.
– И куда же посылают на три дня?
– Бывает и не на три. Бывает на семь. Чем больше срок, тем дольше тебя дубасят. Станция, где меня погрузили – филиал ада, созданный для рокеров, байкеров, и прочих бородатых придурков. Туда попадают реальные наркоманы, умершие от передоза; алкоголики, захлебнувшиеся во сне блевотиной; богохульники, которые были связаны с различными субкультурами. Наш райский филиал и их адский считаются облегченными вариантами загробных противоположностей, потому и находятся на одной связной ветке. По какой-то странной договоренности наших штрафников возят к ним для воспитания. Слава богу, члены сексменьшинств попадают в другие филиалы, а то моя задница пострадала бы куда комплекснее, чем сейчас!
– Ты все это серьезно? – удивился Генка.
– Ох! – вздохнул Коля. – Куда уж серьезней? Поезд тарахтит по рельсам два раза в неделю. Если тебе назначена командировка, прибываешь к ним на станцию, выходишь… Точнее – тебя выносят. Привязывают к столбу и бьют все, кому не лень. Чем попало: руками, ногами, палками, кнутами и даже камнями. Но только с рассвета и до заката. Ночью дают попить, а с утра – по-новой. Каждый, кто мимо проходит, считает своим долгом приложиться. За ночь раны подсыхают и слегка затягиваются.