Император гнева
Шрифт:
Одним движением хватаю Кензо за галстук, притягиваю его к себе и прижимаюсь губами к его губам, целуя его.
И весь этот чертов мир замирает.
Это быстро обостряется. В одну секунду я держу его за галстук и прижимаюсь губами к его губам. В следующую Кензо словно оживает. Его рука сжимается на моём запястье, сильно притягивая меня к себе. Его рот приоткрывается, язык танцует по моим губам, а затем проникает между ними.
Его мрачные, мужественные стоны отдаются эхом в моём теле и превращают естество в расплавленную лаву,
Рука скользит вверх по моей шее, пальцы зарываются в волосы и властно сжимают их, пока он целует меня. Вокруг нас гости начинают смеяться и улыбаться, хлопать в ладоши и фотографировать, а я таю в объятиях Кензо в самом мощном, переворачивающем всё с ног на голову поцелуе в моей жизни.
Впервые за всё время, что себя помню, в моей голове воцарилась полная тишина.
Не знаю, сколько времени это продолжалось. Но когда он наконец отстранился, прикусывая мою нижнюю губу, ноги задрожали, и я словно перенеслась в другую реальность.
С припухших губ сорвалось прерывистое дыхание, когда я посмотрела на него. Уголки моих губ слегка приподнялись, пульс участился, когда Кензо встретился со мной взглядом.
Он повернулся, чтобы улыбнуться толпе, а я стояла и смотрела на него как завороженная.
Кензо медленно повернулся ко мне. Но в его глазах не было ни замешательства, ни даже счастья. Ни очаровательной улыбки, ни нетерпеливых губ.
Только гнев и злоба скрывались под поверхностью, когда он наклонился, коснувшись губами моего уха так, чтобы слышала только я.
— Даже не думай, что я не знаю, что ты только что сделала, — тихо прошипел он.
Его рука скользнула обратно к моему затылку, крепко сжимая его, заставляя вздрогнуть.
— Никогда, черт возьми, больше не держи меня за дурака, Анника, — прорычал он. — И не принимай меня за человека, который будет подбирать чужие объедки. Когда я сделаю больше, чем просто поцелую тебя, принцесса — а я сделаю, — ты будешь думать только обо мне. Это чертовски ясно?
Я дрожала, но быстро кивнула, сглатывая комок в горле.
— Да.
— Хорошая девочка, — прорычал он, убирая от меня руки.
— А теперь давай подпишем этот чёртов контракт и покончим с этим.
Он повернулся и ушёл.
9
КЕНЗО
Гнев переполняет меня, и я не совсем понимаю, что происходит, когда ухожу от женщины, от которой, как я думаю, хочу избавиться.
Это мое замешательство, когда речь заходит об Аннике.
Хочу быть вдали от неё, но в то же время жажду, чтобы она была рядом со мной. Я желаю ненавидеть её, но одновременно стремлюсь полностью завладеть ею. Желаю наказать её… и, да, я действительно хочу её наказать.
В гневе я вхожу в домашний кабинет Соты и прохожу по элегантно обставленной комнате, украшенной бесценными японскими артефактами эпохи Эдо, к барной тележке Соты. Я наливаю себе щедрую порцию хорошего скотча, который,
Что, чёрт возьми, вызывает во мне этот гнев? Этот неистовый гнев? Имею в виду, конечно, я не ревную. Но это всё равно неправильно, что она так близко и по-дружески общается с кем-то из этих ублюдков.
Делаю глоток скотча, пытаясь вспомнить его. Он старше, хорошо одет, но немного неряшлив. Я не разглядел его лица, но, судя по тому, что он попал на вечеринку, он кто-то важный, кого знают Кир или Сота.
Я запоминаю это как подсказку, чтобы выследить его и…
За что именно?
Ударить его? Сказать ему держаться подальше от моей ненастоящей жены, которая мне даже не нравится?
Может быть.
Или, может быть, просто разбить ему гребаное лицо, а потом как бы невзначай упомянуть, чтобы он держался подальше от Анники? Да. Лучше.
Я ворчу себе под нос, допиваю виски, наливаю вторую порцию и возвращаюсь на вечеринку, пока меня не хватились.
Но помимо злости на Аннику за то, что она разговаривала с этим ублюдком, и на него за то, что он подобрался так близко к ней и, чёрт возьми, прикасался к ней, меня гложет ещё кое-что.
Тьма. Голод. Желание, которого у меня не должно быть.
Этот поцелуй не должен был произойти.
Я не совсем понимаю, что заставило её обнять меня и так страстно поцеловать. Уверен, что это не было связано с «продажей» брака. Во-первых, очевидно, что Аннике на всё это было ещё меньше наплевать, чем мне. А во-вторых, прямо перед поцелуем в её глазах было что-то очень странное. Как будто она тонула в чём-то. Как будто она отключалась.
Это, по крайней мере, на мой извращённый вкус, было более чем возбуждающе: мысль о том, что она не спит, но и не бодрствует. Её тело принадлежит мне, в то время как её разум отключен.
Что? Мы не можем выбирать свои наклонности. Я не выбирал экстремальную сексуальную изюминку, такую как сомнофилия, в качестве «того», что меня возбуждает.
Секс во сне. Идея овладеть женщиной во сне. Или, как в случае с Анникой, безжалостно трахать её, пока она обмякает и «отключается от реальности».
Поправляю брюки, пытаясь скрыть пульсирующую выпуклость между бёдрами.
Я отвлекся. Опять же, этого не должно было произойти. Я не должен был позволять этому продолжаться, и мне совершенно точно не следовало отвечать на её поцелуй. Жадно.
Потому что я не чёртов идиот, и это далеко не первый раз, когда женщина решает «забыть» какого-то другого мужчину или «отомстить» ему за то, что он её бросил, пытаясь переспать со мной.
Имею в виду, что я ростом сто девяносто восемь сантиметров, ежедневно тренируюсь и выиграл генетическую лотерею. Прекрасно понимаю, как женщины смотрят на меня, особенно когда татуировки на руках дают понять, насколько я опасен на самом деле.