Император Николай II и заговор генералов
Шрифт:
От 26 янв. 1917 года доклад начальника охранного Отделения ген. Глобачева:
«Передовые и руководящие круги либеральной оппозиции уже думают о том, кому и какой именно из ответственных портфелей удастся захватить в свои руки. При этом в данный момент находятся в наличности две исключительно серьезные общественные группы, которые самым коренным образом расходятся по вопросу о том, как разделить шкуру медведя».
Первую из этих групп составляют руководящие дельцы «парламентского» прогрессивного блока, возглавляемые перешедшим в оппозицию и упорно стремящимся «к премьерству» Председателем Государственной Думы – шталмейстером Родзянко. Они окончательно изверились в возможность принудить представителей Правительства уйти со своих постов добровольно и передать всю полноту своей власти думскому большинству, долженствующему насадить в России начала «истинного парламентаризма по западноевропейскому
Во главе второй группы действующей пока законспирированно и стремящейся во что бы то ни стало «выхватить будущую добычу» из рук представителей думской оппозиции, стоят не менее жаждущие власти А.И. Гучков, кн. Львов, С.Н. Третьяков, Коновалов, М.М. Федоров и некоторые другие. Вся надежда этой группы – неизбежный в самом ближайшем будущем дворцовый переворот, поддержанный всего-навсего одной-двумя сочувствующими воинскими частями.
Заслуживает исключительного внимания возникшее по инициативе А.И. Гучкова предположение о созыве в начале февраля особого и чрезвычайного совещания руководящих представителей Центрального военно-промышленного комитета, «Земгора», думских оппозиционных фракций, профессуры, общественных организаций и, по возможности, Государственного Совета…
И охранное отделение добавляет: «события чрезвычайной важности и чреватые исключительными последствиями для русской государственности не за горами».
После этого был произведен арест рабочей секции Военно-промышленного комитета (27 января).
По этому поводу охранное отделение опять составило секретный доклад. «Представители группы организовали и подготовляли демонстративные выступления рабочей массы столицы на 14-е февраля, с тем, чтобы заявить депутатам Думы свое “требование незамедлительно вступить в открытую борьбу с ныне существующим правительством и Верховной Властью и признать себя впредь до установления нового государственного устройства Временным правительством”. Материал, взятый при обысках, вполне подтвердил изложенные сведения, вследствие чего переписка по этому делу, ввиду признаков преступления, предусмотренного 102 ст. Угол. Улож., передана Прокурору Петроградской Судебной Палаты».
Далее идет сообщение: «если население еще не устраивает голодные бунты, то это еще не означает, что оно их не устроит в самом ближайшем будущем: озлобление растет и конца его росту не видать». «Это явится первым и последним этапом по пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной из всех – анархической революции» (А. Блок «Последние дни старого режима»).
В своей «Предсмертной записке» Протопопов пишет: «Я знал, что в войсках читаются газеты преимущественно левого направления, распространяются воззвания и прокламации; слышал, что служащие Земского и Городского союзов агитируют среди солдат; что генерал Алексеев сказал Царю: “Войска уже не те стали”, намекая на растущее в них оппозиционное настроение… Я думал, что настроение запасных батальонов и других войск, стоявших в Петрограде, мне более известно; считал благонадежными учебные команды и все войска, за исключением частей, наполняемых из рабочей и мастеровой среды; жизнь показала, что я и тут был не осведомлен… Я докладывал Царю, что оппозиционно настроены высший командный состав и низший; что в прапорщики произведены многие из учащейся молодежи, но что остальные офицеры консервативны; что офицеры генерального штаба полевели; наделав в войну столько ошибок, они должны были покраснеть и чувствовать, что после войны у них отнимутся привилегии по службе; что оппозиция не искала бы опоры в рабочем классе, если бы войско было бы революционно настроено. Царь, по-видимому, был доволен моим докладом; он слушал меня внимательно».
Государь ошибался в Протопопове. Когда Спиридович, перед роковым отъездом Государя из Петрограда в Ставку 21 февраля, зашел к Воейкову, своему бывшему шефу, и начал его предупреждать о серьезности момента, Воейков ему сказал, что он сейчас будет говорить об этом с Протопоповым по телефону и передал Спиридовичу вторую трубку.
«Генерал (Воейков. – В. К.) спросил Протопопова о положении дел в столице и его мнение о возможности отъезда Государя в Ставку. Разговор происходил по дворцовому проводу. Протопопов отвечал весело. Он уверял, что в столице полный порядок и полное спокойствие, что никаких беспорядков или осложнений не предвидится. Что Его Величество может уезжать совершенно спокойно. Что уже если что и намечалось бы нехорошего, то, во всяком случае, он, Дворцовый Комендант, будет предупрежден об этом первым» (А. Спиридович).
А тот же Спиридович,
За пять месяцев моего отсутствия как бы все переродилось. Об уходе Государя говорили как бы о смене неугодного министра. О том, что скоро убьют Царицу и Вырубову, говорили так же просто, как о какой-то госпитальной операции. Называли офицеров, которые якобы готовы на выступление, называли некоторые полки, говорили о заговоре Великих князей, чуть не все называли В. кн. Михаила Александровича будущим регентом» (А. Спиридович).
В тот же день Спиридович был в гостях, где был один член Думы, из правых, камергер, предводитель дворянства, боевой монархист. Он говорил следующее: «Идем к развязке, все порицают Государя. Люди, носящие придворные мундиры, призывают к революции… Правительства нет. Голицын (последний Председатель Совета министров. – В. К.) красивая руина. Протопопов – паяц. Императрицу ненавидят как сторонницу Германии. Я лично знаю, что это вздор, неправда, клевета, я-то этому не верю, а все верят! Чем проще член Думы по своему социальному положению, тем он больше в это верит… Все, раз навсегда, решили и поверили, что Она “немка” и стоит за Германию. Кто пустил эту клевету, не знаю. Но ей верят. С Царицы антипатия переносится на Государя. Его перестали любить. Его уже НЕ ЛЮБЯТ… Не любят, наконец, за то, что благоволит к Протопопову: ведь трудно же понять как Он – Государь, умный человек, проправивший Россией двадцать лет, не понимает этого пустозвона… И все хотят Его ухода… хотят перемены… А то, что Государь хороший, верующий, религиозный человек, дивный отец и примерный семьянин – это никого не интересует. Все хотят другого монарха… И если что случится, вы увидите, что Государя никто не поддержит, за него никто не вступится»… (А. Спиридович).
Говоря так, этот член Государственный Думы «Камергер, предводитель дворянства и “боевой монархист”, сам расписывался в своем отступничестве, в своей «психологической» измене, которой были заражены от Вел. князей до социалистов, все в обеих столицах. И знали, что клевета, а повторяли! Почему? Да потому – что ловко были одурачены теми, кому это было нужно. Не понимали, что Государь – это символ всей России, Государь – это наша тысячелетняя история, Государь – это наше Величие, наша национальная Святыня, Священная Особа. Тень Фернейского «мудреца» витала в ослепленном от злостных сплетен Петрограде и довольно улыбалась, вспоминая давно прошедшие времена. «Клевещите, клевещите»… шептала тень.
Заговорщики работали не покладая рук. 15-го февраля в заседании Государственной Думы произнесли речи Милюков и Керенский. Керенский в речи затронул Государя. Кн. Голицын как Председатель Совета министров попросил у Родзянко нецензурованную стенограмму речи, в чем Родзянко ему отказал.
Родзянко пишет, что «Начальник штаба Верховного главнокомандующего (т. е. Алексеев. – В. К.) прямо заявил, что я должен испытать все средства, чтобы предотвратить Императора Николая II от роспуска Государственной Думы, т. к. если Государственная Дума будет распущена, то легко возможен отказ армии сражаться. Я вызвал телеграммами в Петроград из Москвы губернского предводителя дворянства и Председателя Съезда объединенного дворянства и петроградского губернского предводителя. Разъяснив им положение вещей и возможность моего ареста (? – В. К.) и высылки, я просил в этом случае их стать на страже интересов Родины» (М. Родзянко «Гос. Дума и февр. революция»).
Так фантазировал Родзянко и еще больше сгущал все сплетни и клевету о якобы своем предстоящем аресте и ссылке, чего на самом деле и в помине не было, но это было нужно для улицы, которую психологически готовили к выступлению в защиту Думы, как «защитницы интересов Родины».
Переходя к описанию уже трагических дней февраля 1917 года, необходимо остановиться на тех материалах, которые существуют по этому поводу. Прежде всего, как я уже писал в своем предисловии, необходимо разделить их на три группы: 1) документы, 2) воспоминания очевидцев и 3) исследования, написанные на основании первых двух категорий.