Император
Шрифт:
Быстро надев маску, старик взял в руки небольшую лютню и, взобравшись на «сцену», ударил по струнам:
– Не проходите мимо, добрые люди, добропорядочные бюргеры и славная молодежь, мастера и подмастерья, хозяева и служанки, поглядите-ка, задержите ваши шаги, затаите дыханье, представление начинается! А ну-ка, сможет ли эта девчонка дойти по канату во-он до того дерева? Не свалится ли?
Не особенно избалованный зрелищами народ быстро окружил жонглеров, люди одобрительно щелкали языками и хлопали в ладоши.
– Эй, эй, давай, девчонка, не трусь!
– Упадешь,
– Ой, братцы, до чего же она худая! Я сперва думал – парень.
– А тебе, Герман, пухленькую Жизель подавай? О, грудь у нее пышная. Как две дыни!
– Ай! Смотрите, смотрите – шатается! Ой!
Дойдя до середины каната, Альма действительно замедлила ход и как-то неуверенно замахала руками. А потом и свалилась! Правда, не до конца – ухватилась за канат руками, подтянулась и, отвесив затаившим дыхание зрителям грациозный поклон, пошла себе дальше до самого тополя, где и спрыгнула наземь под шумные аплодисменты присутствующих.
– Ай, девка! Ай, молодец!
– Эй, Герман, а твоя Жизель смогла б по веревке – вот так?
– Да на нее никакой веревки не хватит, даже самой лучшей, из русской пеньки! Только ступит – оборвется любая.
Раскланявшись, Альма вновь подбежала к тополю, но облаченный в умопомрачительной расцветки жилетку, сшитую из разноцветных лоскутков, Иоганн догнал ее, схватил за руку и, тряхнув белобрысой челкой, обернулся к заинтригованно притихшей толпе:
– А что, если мы ей завяжем глаза? А, добрые люди? У меня вот и лента есть… Может, вот ты завяжешь? – Жонглер обратился к высокому толстогубому парню в бархатной синей куртке и кожаных башмаках, с пухлым кошельком на поясе. – Давай, давай, завяжи!
– А что, и завяжу! – подбадриваемый соседями, губастый взял ленту. – Уж так завяжу, крепко! Нипочем ничего не увидит. Ага! Вот.
С завязанными глазами, юная акробатка на ощупь взобралась на дерево и, нащупав ногами веревку, пошла под нарастающий рев толпы.
– Иди, иди, девчонка, ага!
– Ой, да он ей завязал плохо!
– Ага, а ты сам-то хоть и с открытыми глазами – пройдешь?
Под овацию девушка уступила место своему старшему братцу. Мускулистый, обнаженный по пояс Айльф поднимал и жонглировал разными тяжестями: запасными тележными колесами, бочонками, даже старой наковальней! Сменившие его Готфрид и Иоганн ловко перекидывались зажженными факелами, а в перерывах старый Корнелиус развлекал народ забавными песенками из жизни разных социальных групп: больше всего доставалось на орехи монахам и богатеям.
– Так их, так! – одобрительно смеялись собравшиеся. – А песню о Лисе знаете?
«Песня о Лисе» была представлена в лицах: хмурый Готфрид играл скупого богача, Иоганн – злого стражника, Айльф – доброго молотобойца, а ловкая и подвижная Альма – хитрого Лиса. Стоя на краю сцены, старик Корнелиус громко объявлял, где происходит очередное действие:
– А вот мы на лугу, там тучное стадо и небольшая поляна. А вот он, наш Лис… А вот и стражник! Не догнал, не догнал!.. Вот крепкий дом богача Толстеуса, у-у-у, сколько в нем добра: серебряная посуда, скользящие в руках ткани, огромные сундуки,
Длящуюся всего-то минут десять пьесу народ принимал лучше всего: и смеялся, и хлопал, и щедро кидал денежки в большую подставленную Корнелиусом кружку, из которой старый жонглер сразу же после выступления отдал треть воинам городской стражи. Просто подошел и, не говоря ни слова, отсыпал в подставленный стражником в серой кольчуге мешочек, наверняка заранее приготовленный. Ну а как же? Всем кушать хочется, всем кормиться надо – это в Средние века хорошо понимали.
Пока собирали кибитку, Альма с Иоганном сбегали купили на рынке припасов – едва успели, поздновато было уже, сумерки сгущались.
– Пора, пора. – Старик Корнелиус сурово погонял мулов. – Пошли, но-о, пошли-и-и! Нам еще за городом сколько ехать.
– А неплохо мы сегодня заработали, правда, дядюшка? – прижалась к старому жонглеру Альма.
– Неплохо, да, – откликнулся старик не очень-то весело. – Правда, стражникам пришлось куда больше дать… и на воротах так же придется.
– А что такое?
– Просто больше их нынче, ловят кого-то, – чуть помолчав, пояснил старый жонглер.
– Ловят, дядюшка? А кого?
– То ли поляков… то ли чехов… то ли вообще – татар. В общем – чужаков каких-то. – Махнув рукой, Корнелиус обернулся к чутко прислушивающемуся к беседе Вожникову: – Эй, Георг, не твой брат-студент что натворил?
– Не, – тут же улыбнулся Егор. – Средь нашего брата татар нету.
– Ты все ж смотри, молчи больше. – Старик предупреждающе покачал пальцем. – Узнают по выговору у ворот – хлопот не оберешься. У нас ведь как? Сначала похватают кого попало, а уж потом разбираться будут. Стражник сказал – по всем постоялым дворам вестники посланы, по деревням. Награда немалая обещана – целых пять дукатов!
– Пять дукатов! – ахнул белобрысый Иоганн. – Мы и за полгода столько не заработаем!
– Заработали бы, – Айльф вдруг нахмурился и с ненавистью сплюнул на дорогу. – Если б лишние рты не кормить. А то стражникам на площади – дай, у ворот опять же – дай, аббату – дай… А он еще и людей послал – нас выгнать. Мало дали, что ли?
Корнелиус обернулся:
– Вообще ничего не давали. Не успели просто.
– А-а-а, тогда понятно. – Атлет задумчиво почесал выбритый до синевы подбородок. – Как бы с нас и в верховьях не взяли. Тамошняя-то земля, она ведь тоже чья-то!
– Да кому они вообще нужны, эти пустоши? – со смехом дернулась Альма. – Нет, ну правда – кому?
Брат с нежностью прижал ее к себе и погладил:
– Э, не скажи, сестренка! Нынче нет земли без хозяина. Нет!
Айльф как в воду глядел: едва жонглеры успели развести костер в верховьях реки, на пустоши, как к ним сразу же подошли двое. Представились слугами некоего барона фон дер Леха и потребовали плату за пользование землей и водой в размере дюжины серебряных монет, без особой, правда, разницы, чьих – мы, мол, ежели что, так сами на господских весах взвесим.