Императрица и ветер
Шрифт:
Он поднял следующий лист и хлопнул по нему рукой.
– Вот! Вот это.
Маша решила даже не смотреть в ту сторону.
– Я нашёл этого твоего Искандера ещё на нескольких сайтах, но и там он уже успел подчистить свои данные. Кстати, привидения вместо фото были те же самые. Только вот его номер ай-пи засечь никак не удавалось. По всей видимости, он пользовался программой для его замены. Ну, знаешь, выбирается любой свободный номер из Австралии, например, или из южной Америки. Так вот, я всё-таки вычислил его ай-пи!
Он продемонстрировал Маше ещё один лист с набором данных,
– Телесистемы Совинского района, - продекламировал Рауль.
– То есть Искандер проживает в центре города. Ну и что ты молчишь? Ты не рада?
Несколько секунд Маша сидела онемев, словно только что перед ней возник Вселенский разум собственной персоной и сообщил, что она избирается самым лучшим следователем мира. Потом она взвизгнула и повисла на шее Рауля, ожидавшего бурных благодарностей, но не такой реакции. Он даже покачнулся от неожиданности.
– Я всё поняла, - сообщила Маша, болтая ногами в воздухе.
Она думала, что сможет растопить его сердце. Она всё ещё надеялась, что сможет. Вдохнуть свою любовь в его похолодевшие губы. Оказалось, нет. Уходя, он сказал, что не может больше её обманывать. Что не хочет. Что устал.
Никто не спрашивал её, устала ли она. Никто не спрашивал её, легко ли предавать, комкать свою прошлую жизнь, чтобы бросить её в топку жизни новой. Никто не спрашивал её, легко ли выполнять преступные приказы. Легко ли подчиняться, если в тумане общей идеи ты не видишь и лучика света. Если ты не веришь, не веришь ни единому их слову, и, в сущности, тебе всё равно, будут ли маги жить в этом миле или в десятке других. Если всё это ты делаешь только ради того, что знаешь - это важно для него.
Как же он может не любить, если любит она?
Луна лежала на кровати, отвернувшись к стене. Она упрямо разглядывала искусственный цветок, приколотый к обоям булавкой, и воображение пририсовывало этому цветку тонкие изящные лепестки. Чёрные очки валялись тут же, в опасной близости от её локтя. Стены чужой квартиры давили на неё. Они как будто сходились над головой Луны пирамидой.
Она не была здесь пленницей. Она могла в любой момент подняться и уйти, как уже делала, когда пририсовывание фантастических лепестков к вылинявшему на солнце цветку становилось совсем невыносимым. Оказывалось, что бывать за пределами этих стен ещё более невыносимо. Люди за пределами этих стен были счастливы.
Как он мог бросить её на растерзание мыслям, одна тяжелее другой? Как мог? Она же простила ему всё. Она прощала ему тогда, когда узнала о том, как он приходил в Центр давать показания против неё. Как притащил Маше эти несчастные бумажки с адресами убитых.
Только разве это важно сейчас? Он ушёл со словами, что не будет её обманывать. Сыграл в последнее благородство.
Неужели, он, наконец, понял, кто Луна на самом деле? Понял, после того, как она убивала - или заставляла умирать одним взглядом. Он испугался? Он испугался, что однажды она так же заставит умереть и его, их всех, решивших добавить в свой арсенал ещё одно
У освещенной лестницы ко входу в оперный театр собирались люди. Они приходили попарно или встречались прямо не лестнице. Два каменных гиганта, поддерживающих свод здания, взирали на гостей с привычной долей безразличия. Мягкий желтоватый свет устремлялся снизу вверх: прожекторы были вмонтированы в самое основание лестницы. Белый мрамор золотился в этом свете.
– Сегодня поёт Аделина Гудензи, - сообщила Маша, откидываясь на спинку сиденья. Она занимала место пассажира, за рулём сидел Ник. Он с непонятным выражением посмотрел на Машу.
Свет в салоне машины они не включали из соображений осторожности, да и света от одиноко стоящего фонаря вполне хватало.
– Ты наблюдай лучше, - кивнул в сторону театра Ник.
– Ещё пропустишь.
– Не пропущу, я уже отметила для себя две подходящие кандидатуры. Смотри, - она ткнула пальцем в открытое окно.
– Девушка стоит справа от лестницы. Она явно не в театр пришла. Одета простовато для премьеры, да и вряд ли такая молодая интересуется творчеством Аделины Гудензи. Вот, смотри, ещё одна. Рядом с автомобильной стоянкой. В театр не торопится и оглядывается по сторонам. Кого-то ждёт, несомненно.
– А с чего ты взяла, что именно сегодня?
– поинтересовался Ник, которому идея провести весь вечер в машине доставила просто море удовольствия.
– Это тайна следствия, - уклонилась от ответа Маша, потому что сейчас, наблюдая за разряженными посетителями оперы, и сама мучилась в догадках, правильно ли просчитала планы убийцы.
Она успела обойти вокруг здания оперы несколько раз и поблуждать по соседним улицам и переулкам. Если идти вправо, никуда не сворачивая, то минут через пять неторопливой ходьбы можно достичь небольшого парка с отвратительным освещением.
– Пока в городе не сделают нормальные фонари и не расставят посты милиции, преступность у нас будет только прогрессировать, - нравоучительно заявила Маша.
– Если поставить пост из одной тебя, преступность соберётся в кучу и совершит ритуальное самосожжение.
Маша фыркнула от смеха. Она взглянула на часы: до начала оперы оставалось не больше пятнадцати минут. Именно эти пятнадцать минут Маша была намерена посвятить угрызениям совести и подготовке торжественной речи победителя. Одно никогда не происходило без другого. Она понимала, что если снова увидит эти глаза, слов может не хватить. Слова могут быть бесполезны.
– Смотри, девушка с автостоянки уходит, - взгляд Ника был устремлён вдаль, туда, где круглые головки фонарей исходили на нет.
Она положила руку на спущенное боковое стекло и проследила за объектом наблюдения номер два. Белая ветровка исчезала в темноте.
– Не дождалась, - резюмировала Маша.
– Надеюсь, это была не та.
Мигающие цифры на электронных часах действовали ей на нервы. Опера началась пять минут назад. Ник наблюдал за площадью одним глазом, удобно устроившись подремать на руле. Пустую площадь заливал бриллиантовый свет прожекторов, а объект наблюдения номер один так и стояла, прижавшись спиной к ноге титана.