Императрица всех сезонов
Шрифт:
— Спокойной ночи, Хиро.
— Мари, — окликнул Хиро поверх костра. Ее спина напряглась. — Если спасешь его, я буду у тебя в долгу.
— Представь это, — ее глаза хитро блестели. — Ты в долгу у подколодной гадюки, — она забралась под одеяло и отвернулась.
ГЛАВА 11
Мари
Скрытый город.
Так подумала Мари, увидев Токкайдо, город императора, раскинувшийся перед караваном. Он переливался серебром и золотом, наполовину в тени, наполовину озаренный уходящим солнцем. Холмы, покрытые лесом, укутанные туманом, и море
Они поднялись на холм, и Мари увидела, что здания располагались в определенном порядке. Улицы стояли параллельно, разделенные промежутками. Но края казались не законченными, словно у художника кончились чернила у рамки картины.
Прошел еще час, и они добрались до стен города. Врата охраняли два храпящих самурая. Караван прошел незаметно. Дети с впавшими глазами и опухшими животами молили у процессии монет. Мари вытащила ожерелье с медными монетами из-под кимоно, но не успела снять монеты, детей прогнал дошин, низший самурай, служащий в патруле, вооруженный стальными палками с крючками.
Брусчатка была полна людей, телег и зверей — все двигались в разные стороны. Мари с тревогой вдохнула, ее стражам-самураям пришлось замедлиться и шагать ближе друг к другу. Они держались главной улицы, которая пересекала город и заканчивалась у Дворца иллюзий. По краям дороги были рынки, гудели своей жизнью, как город внутри города.
Маса сидел с Мари в паланкине, шторы были раздвинуты. Его лихорадка прошла утром, благодаря ночному цветку Мари, но он все еще был слабым.
— Одиннадцатый район, — сказал он, стиснув зубы и держась за плечо. — Лучше держаться подальше от рынков, если есть возможность.
Мари рассеянно кивнула, суета потрясала ее. В воздухе пахло грязью, дымом и кунжутным маслом, но за всем этим была свобода, шанс. У нее был шанс на великие поступки. Тут можно быть, кем захочешь. Она подумала о темном бесконечном коридоре с дверями по бокам, полными тайн и скрытых возможностей.
Паланкин дернулся, ему пришлось сдвинуться к краю дороги, и Мари схватилась за сидение, чуть не вылетев. Большая телега с восемью пассажирами-людьми прогремела мимо. Вместо скота в нее были впряжены четыре демона-они. Их рога и зубы были спилены. На каждом был сияющий ошейник с вырезанными завитками. Мари искала взглядом замки, но швы были сплавлены друг с другом. Демоны тянули, и их мышцы проступали от усилий.
Радость Мари стала пеплом, сменилась страхом и отвращением. Она забыла, что была ёкаем. Забыла об опасности. Реальность четко показала ее место в городе — на дне, где все могли пройтись по тебе.
— Осторожно, — предупредил Маса. — Если проявишь эмоции, вызовешь вопросы монахов.
Впереди два священника в сером слонялись у магазина стеклодува. Их головы были бритыми. Их лица и ладони были покрыты синими татуировками, придавая их коже и губам голубой оттенок. Проклятия. Жены-звери приносили в деревню страшные истории о людях-монахах с чернилами в коже. Прикосновение к их коже обжигало. Она не поднимала головы, пока они шли мимо монахов, но она ощущала пульсирующий жар, исходящий от них, и вкус жженой корицы во рту. Она не видела ее, но ощущала. Магию, полную боли. Кровь
Дорога сужалась и тускнела. Рынки стали рядами скрипучих домов, склоняющихся друг к другу, закрывающих свет. Мари смотрела на жителей с долей любопытства. Старуха казалась человеком, кроме ее глаз, которые были черными и без век. Мужчина в одежде монаха, но с красным лицом, носом картошкой и большими пернатыми крыльями, что волочились по земле, сметая грязь с улицы. У всех были печальные и уязвимые лица. Все были горбатыми, ведь всю жизнь смотрели вниз. Все были ёкаями. Как и они, все были в металлических ошейниках. Мари хотела выпрыгнуть из паланкина и побежать к ним, помочь им. Но самосохранение и трусость держали ее на месте.
— Восьмой, девятый и десятый район — единственные, где можно жить ёкаям, — прошептал Маса.
Мари сглотнула ком в горле. Жизнь в цепях не была жизнью. Не желая видеть больше, она повернулась к дороге впереди, где возвышался золотой дворец, словно великан над своим городом.
У седьмого района улицы стали шире. Клевер и лаванда соприкасались с брусчаткой, скрывали запах грязи, рыбы и гнилых овощей.
Хиро свистнул, и их процессия остановилась перед деревянным зданием с простой крышей из досок. Кусок выкрашенной ткани свисал с карниза крыши, на нем было название заведения. Гостиница «Гана» — дом Мари на следующие несколько дней. Может, еще и последнее место, где она поспит.
* * *
— У вас доступна только эта комната? — спросила Мари у хозяина, вскинув тонкую бровь. Окна не было, источником света был одинокий фонарь на полу. В углу был тонкий матрас, подразумеваемый как кровать. Воняло табаком и маринованной редькой.
Хозяин гостиницы кивнул, его красные щеки задрожали. Кимоно цвета горчицы не делало его стройнее, и он гладил живот, будто кота.
— Да. Все комнаты забронировали за месяц. В городе мест нет, по крайней мере, в первых семи районах. Многие прибыли из-за состязания. Можно отыскать уголок в комнатах в районах выше, но придется с кем-то делить место…
Она почти согласилась на это. Тут было душно. Нос Мари дрогнул.
— Что это…
— Запах? Рядом общий туалет, — хозяин поджал губы. У него кончалось терпение. — Хотите комнату или нет?
— Она берет, — сообщил Маса, тяжко прислоняясь к двери. Он настоял, что сопроводит Мари внутрь. Хиро шел следом, тащил ее сундук и все время ворчал.
Мари хмуро посмотрела в сторону Масы, и он улыбнулся.
— Сколько? — спросила она у хозяина гостиницы.
— Всего десять монов, — сказал он.
Маса фыркнул. Десять монов были половиной ее ожерелья. Она вгляделась в лицо хозяина. Мари развязала бечевку на шее и сняла десять монет.
— Отлично. Я отправлю слугу помочь вам, — хозяин гостиницы ушел, шурша одеянием.
— Ты заплатила слишком много, — сказал Маса. — Эта комната стоит не больше двух монов.
Хиро толкнул сундук Мари к центру комнаты.
Мари пожала плечами.
— Ты слышал хозяина. Других свободных комнат нет.
— Маса, нам нужно идти, — сказал Хиро, уже миновав половину пути к двери, спеша уйти подальше от Мари. Хоть она спасла жизнь Масы, Хиро все еще презирал Мари.