Империя ненависти
Шрифт:
Она улыбается мне через плечо.
— Я буду пить с ними. Я люблю чай.
— Поздравляю, что ты одна из многих британцев, которые потребляют его в нездоровых количествах.
— Это не так. Ты предпочитаешь кофе.
— Именно поэтому мои сотрудники за спиной называют меня американизированным Стерлингом. Так что мы с тобой приятели. Еще раз поздравляю.
Она смотрит на меня, сжимая пакет с чем-то зеленым, плавающим в жидкости, похожей на сопли. Пожалуйста, скажите мне, что она просто проверяет
— Твои сотрудники оставались в особняке все эти годы?
— Все одиннадцать Рождеств без единого подарка от тебя.
— Но почему?
— Они прилагаются вместе с особняком.
— Но они же люди.
— Крайне раздражающие, с чувством преданности, напоминающим вторую руку самурая. Ну, знаешь, та, которая добивает их после того, как они сами себя выпотрошат. В моем случае, если я решу уйти, они отравят мой кофе.
— Почему?
— Они ненавидят эту дрянь. Насколько я слышал, считается кощунством предпочесть его чаю.
— Нет, я имею в виду, почему ты их оставишь?
— Я не оставлю. Технически они были уволены одиннадцать лет назад, но они более упрямы, чем мое отношение «мне все равно».
— Кто им платит?
— Мой брат, через принадлежащие мне акции. Он управлял всем этим делом и, вероятно, подкупил их китайским чаем высшего сорта, чтобы они были занозой в моем боку.
— Им, наверное, было так одиноко, обслуживать особняк без хозяина.
— Эй? Ты пропустила ту часть, где они пьют чай, сплетничая о нас?
— Ты исчез на одиннадцать лет, а потом неожиданно вернулся. Ты должен быть благодарен, что они вообще приняли тебя.
— Там было ключевое слово, которое ты пропустила. Это мой особняк.
— В котором они жили больше, чем ты. Это такая красивая собственность, но ты оставил ее без оглядки.
— Я не особенно привязываюсь к местам.
— Я это заметила. — ее тон смягчается. — Могу поспорить, что ты даже не считаешь свой пентхаус домом.
— Это просто дом.
— Тогда где твой дом, Дэниел?
Прямо передо мной.
Подождите. Что?
О чем, блядь, вообще эта мысль? Я не просто думал о Николь как о своем доме.
Я просто не думал.
— Нигде, — ворчу я, крепче сжимая тележку.
— Это просто грустно, — говорит она с отстраненным взглядом в глазах, а затем быстро трезвеет. — В любом случае, я должна рассчитать твоих сотрудников для ужина.
— Ты же не готовишь для отпрыска Мэри Поппинс, Персик.
— Да, готовлю.
Она бросает сопливую штуковину в корзину.
И я надеюсь, что они подавятся.
***
Николь не шутила, когда сказала, что пересчитала их. Швейцар, повар, горничная,
Мне пришлось перенести свой минет больше раз, чем я мог сосчитать, а потом я стал помогать ей на кухне несмотря на то, что от запаха мне хотелось блевать на все оборудование из нержавеющей стали.
Она сказала мне, что справится с этим с помощью повара, но мне оставалось либо занять себя, либо нагнуть ее и трахнуть так, что мой персонал будет десятилетиями рассказывать о чае.
При этом случайно травмируя их.
Николь даже подает им еду на кухне и велит мне помочь ей накрыть обеденный стол на четверых.
Я, она, Джей, и я предполагаю, что она пригласила дядю Генри на ужин, чтобы провести с ним как можно больше времени перед возвращением в Нью-Йорк.
Двойной удар.
Но я не могу этого допустить, если хочу нормально функционировать во время проклятого ужина.
Поэтому, когда она говорит, что пойдет переоденется и вернется, я следую за ней, как профессиональный сталкер.
Я прохожу мимо персонала, который восхищается ее едой с благоговением, которое, должно быть, вызывает у них отвращение в глубине души.
Вот так, чайные монстры, будьте впечатлены.
Звук душа доносится до меня, как только я ступаю в нашу комнату. Она не пошла в отведенную ей комнату для гостей, а пришла в ту, в которую я отвел ее в ту первую ночь.
Если бы Астрид не использовала свою карту жуткой/королевы драмы, я бы оставался с Николь в постели два дня подряд, придумывая креативные способы заставить ее кончить.
Теперь мне нужно ходить на цыпочках в своем собственном доме.
Я скидываю одежду, беру маленький предмет, который купил раньше, когда она не смотрела, и иду в ванную.
Пар проникает в пространство настолько, что создает вокруг Николь мистическую дымоподобную ауру.
И эта загадка не ускользает от меня. Сейчас она как дым, я могу прикоснуться к нему, но в конце концов он исчезнет.
Как и раньше.
Я прогоняю эти ядовитые мысли из головы и провожаю взглядом ее изящные изгибы, гладкую талию и персиковую попку.
Она стоит лицом к стене, откинув голову назад и позволяя воде стекать по ней каскадом. И я почти уверен, что поймал в ловушку ангела, которого не собираюсь никогда отпускать.
Я скольжу за ней и хватаю ее за подбородок, откинутый назад. Она вздрагивает, и я не могу удержаться, чтобы не засунуть палец ей в рот.
Она сосет его, оживляя мой член с каждым движением губ.
— О том минете, Персик. — я хватаю ее за задницу и сжимаю, пока она не застонет. — Я перехожу к траху в душе. И под этим я подразумеваю твою киску, а затем задницу.