Империя проклятых
Шрифт:
– Еще одна ночь, Лев, – выплюнула она.
Мать-Волчица подняла свою булаву высоко над головой. Казалось, весь мир закружился в замедленном танце, и сердце у меня замерло, когда она обрушила ее.
Я повернулся и закричал в надежде предупредить Диор.
Киара ударила булавой по льду.
И поверхность реки взорвалась.
VIII. Когти и зубы
Замерзшая река раскололась, лед толщиной в фут треснул, словно стекло. К нам, точно молнии, устремились жирные трещины, высоко в воздух взметнулась снежная крупа. И с оглушительным грохотом
Я услышал предупреждающий крик Селин и вскочил на ноги, пытаясь добраться хоть до какой-нибудь тверди по обломкам и крошеву. Лаклану приказал бежать, а сестре – следовать за мной. ЗА МНОЙ! И сам помчался по качавшейся под ногами поверхности. Мы перепрыгивали через льдины и трещины, спотыкались, падали, поднимались и снова прыгали, а разломы становились все шире.
«Беги, кролик, беги-к-к-кроликбегибегггиии…»
Звук был оглушающим, невозможным. Ржание лошадей казалось мне тихим шепотом, едва доносившимся сквозь раскаты грома. В небо взвивалось все больше снега, по мере того как сдвигались и бились друг о друга глыбы льда. Но у меня в ушах звучал гимн крови. Я все-таки был бледнокровкой, поэтому моя пылающая тень уверенно стремилась к замерзшему берегу, и, когда я его достиг, то рухнул на землю, ударившись грудью с ярко горящей эгидой.
Сплевывая кровь, я с трудом поднялся на ноги, мои сломанные ребра похрустывали, когда я хватал ртом воздух.
– Диор…
Оглядевшись, я увидел, что разрушения были ужасающими, а сила Матери-Волчицы превзошла все мои ожидания. Но я не заметил ни ее, ни Палача, ни моего бывшего ученика, но Мер раскололась от берега до берега, и по ней тянулись трещины длиной почти в тысячу футов. В воздухе кружился снег, было промозгло, над рекой летало эхо от треска ломающегося льда. Желудок у меня скрутило, когда среди этого хаоса я услышал крик:
– ГА-А-А-АБИ!
Прищурившись, я попытался хоть что-нибудь разглядеть сквозь воющую метель и с замиранием сердца увидел на реке Диор. Когда лед раскололся, мясной фургон наполовину провалился в воду, и в нем в панике забились люди, закричали дети, протягивая руки сквозь прутья. А на его крыше корчилась Диор, пытаясь спасти их от гибели.
– ГАБРИЭЛЬ!
– Шило мне в рыло…
– Ты должен спас-с-сти ее.
Я повернулся к Селин, она стояла у самой кромки разбитого льда, красные руки снова надвинули маску на залитое кровью лицо. Она обогнала меня, когда мы бежали от провала большими длинными прыжками, и благополучно добралась до берега. Я до сих пор понятия не имею, чему только что стал свидетелем, но ни один вампир не в состоянии пересечь проточную воду и вернуться оттуда…
– Ты должен…
Но я уже ушел, пряча Пьющую Пепел в ножны и кашляя кровью. Я бросился к разбитой поверхности реки, скользкой, как стекло, норовящей выскользнуть из-под ног. Повозка застряла между двумя глыбами и кренилась все больше по мере того, как разваливались льдины. Лошади уже упали в воду, ржали, брыкались.
Приблизившись, я увидел, как Диор подняла кинжал, который я ей дал, и освободила животных от упряжи, чтобы они не тащили груз навстречу гибели. Повозка затряслась, лед снова раскололся, дети внутри заплакали громче.
–
Но Диор, полностью игнорируя меня, вложила клинок в ножны и достала из сапога верный кошель с воровскими отмычками. И, безумная, как пьяный оссиец, она, цепляясь за прутья клетки, подобралась к замку и начала в нем ковыряться.
Я перепрыгивал с одной глыбы на другую, выл ветер, и снег слепил мне глаза. Несколько раз я чуть не свалился в ледяную бездну. В отчаянии оглядываясь в поисках Лаклана, я по-прежнему не мог обнаружить его следов. Но, совершив последний прыжок, я врезался в прутья клетки, Диор схватила меня за руку, чтобы поддержать, взгляд ее ярко-голубых глаз казался диким.
– Я сказал тебе убираться отсюда к чертям!
– Ты что, серьезно собираешься меня сейчас поучать? – заорала она. – Пока я пытаюсь вскрыть этот долбан…
Зарычав, я схватился за дверцу клетки, сорвал ее с ржавых петель и швырнул в реку. Диор изумленно моргнула.
– Да, так тоже было можно.
Фургон дернулся, осев на пару футов. Течение под нами бурлило, когда я потянулся к первому попавшемуся ребенку.
– Беги! Вы все – бегите!
С каждым прерывистым вдохом, истекая кровью, я вытаскивал детей, по двое, по трое за раз, и бросал их на лед. Некоторые выглядели постарше, но большинство едва ли дотягивало до подростков, и все они – абсолютно все – были перепуганы. Льдина под нами прогнулась, раскололась, накренилась, на колеса фургона, который продолжал погружаться, хлынула вода. Дети, все еще остававшиеся внутри, вопили от ужаса, в панике цепляясь друг за друга, чтобы освободиться, когда рядом заорала Диор:
– Габи, ты…
– Я в порядке, уходи, УХОДИ!
Девчонка спрыгнула вниз, схватила в охапку крошечную белокурую девчушку и, перебросив ее через плечо, крикнула: «За мной!» Остальные дети повиновались, старшие хватали убегающих младших, а трещины становились все шире и глубже. Ледяная вода уже доходила мне до бедер, когда я забрался в клетку и вытащил оставшихся несчастных, пальцы и губы которых уже посинели. Последним ребенком, которого я схватил, была девочка постарше, судя по виду, уроженка Оссвея, с рыжевато-каштановыми волосами, которая упрямо отказывалась уходить, пока не освободили последнего пленника.
– Уходи! – заорал я на нее.
– А ты…
– УХОДИ! – проревел я, вышвырнув ее за дверь.
Я согнулся пополам, и сломанные ребра пронзили мне легкие, когда вода поднялась выше пояса. Холод был ужасающим, пронизывающим до костей и парализующим. Мгновение я мог только дышать. Схватившись за прутья, я выпрыгнул наружу, с губ брызнула красная слюна, когда я ударился о раскалывающийся лед, а фургон исчез в глубине позади меня.
Я поднялся и, спотыкаясь, стал перепрыгивать с одной разваливающейся льдины на другую. Каждый вздох давался с трудом, поверхность реки бурлила, как табун бешено скачущих лошадей. Рот наполнился кровью, я знал: одна ошибка, и я окажусь в этом ледяном потоке. Поэтому, шатаясь, брел дальше. Берег был уже в поле зрения, мне оставалось пройти футов двадцать-тридцать. Но, совершив длинный прыжок и тяжело приземлившись, я почувствовал, что удача в конце концов отвернулась от меня – лед подо мной раскололся.