Имперские игры
Шрифт:
Сильный удар оказался, но полностью развалить организацию не получилось. Полумеры, они не настолько действенны, как хотелось бы верить претворяющим их в жизнь. Оставшиеся не под арестом члены «Земли и Воли» стали более осторожными, многие и вовсе перешли на полулегальное, а то и полностью нелегальное положение, поменяв место жительства вкупе с документами. Ведь даже в столицах империи можно было затеряться, если обладать достаточной смекалкой и… средствами. А жертвователей хватало, причём как местных, так и находящихся за границей. Наметилось и сближение «Земли и Воли» с другой революционной организацией – «Московским обществом» Ишутина, куда более энергичным, готовым к более решительным действиям, включающим в себя около тысячи активных
А затем случилось Польское восстание. Точнее даже не столько оно само, сколько реакция на него властей. То, что в «Земле и Воле» сперва сочли признаком слабости – ведь восстание же, да причём сильное, «угрожающее основам», способное вынудить абсолютизм к отступлению и смягчению позиций – было утоплено в крови и вывешено «на просушку» в петлях у всех на виду, дабы вразумить особо непонятливых и упорствующих. Оттого стремление некоторых членов организации во главе с дезертировавшим из армии подпоручиком Потебней, создавшим целый «Комитет русских офицеров в Польше», оказать поддержку восставшим окончилось плачевно. Выбор для них был лишь между пулей и петлёй. Пуля, если в бою и наповал. Петля – для сдавшихся или захваченных в живом состоянии. Иначе как предателями таких не считали в свете изменившейся политики Российской империи.
Польское восстание было подавлено быстро и жесточайшим манером. Надежды на вспышки крестьянских восстаний не оправдались. По мнению большей части руководства «Земли и Воли» исключительно из-за того, что не удалось подобрать к их сердцам и душам подходящих ключей. Высокие идеалы либерализма, всеобщего бессословного собрания и прочие были для простого люда малопонятными, неинтересными. Следовательно, требовалось в очередной раз изменить программу «Земли и Воли», которая после печальных итогов польского восстания и очередной стадии арестов и ссылок окончательно слилась с «Московским обществом» Ишутина и вобрала в себя ещё несколько кружков. Вобрав, стала не просто самой крупной, но чуть ли не единственной действительно влиятельной революционной организацией империи. Это несло в себе как возможности, так и риски.
Риски беспокоили членов исполнительного комитета всё сильнее и сильнее. Раз «Земля и Воля» постепенно становилась чуть ли не единственной крупной революционной организацией – власти просто обязаны были бросить на её полный разгром все силы. Или сперва на раскол, а уже потом разгром более мелких осколков. Оттого члены комитета и спешили встроить в свою «партийную программу» новые идеалы, более понятные тем. на кого планировали опереться. Так опереться, чтобы даже после более чем вероятного разгрома «Земли и Воли» в целом, её осколки смогли бы вновь собраться воедино, как капли ртути… при первой же удобной возможности.
Идеалы. В сравнении с первоначальным вариантом это было не одним, а сразу несколькими шагами вперёд в не самом ожидаемом направлении. Стремясь заполучичь поддержку масс народных, «Земля и Воля» в своём обновлённом и слившемся составе опёрлась на передачу крестьянству земли в равных долях, полное общинное управление той самой землёй, а ещё… Ещё громко так заявила о правах всех входящих в империю наций на самоопределение. Всех наций, включая польскую, кавказские и туркестанские. Подобным ходом… ходами Исполнительный комитет надеялся привлечь на свою сторону одновременно крестьянство, едва-едва замиренных поляков и всю ораву инородцев, по существу проживающих в колониях на имперских окраинах. Этим же – а то, что обновленная программа уже стала известна полиции и Третьему Отделению сомневаться не стоило – организация поставила себя, как это говорилось за океаном, «вне закона».
Аресты уже начались. Точнее сказать, началась очередная их волна, но куда более агрессивная, жестокая. И речь шла уже не только и не столько о высылке, а о приговорах к каторжным работам или заключению в крепости. Члены же «Земли и Воли» вот-вот должны были быть признаны бунтовщиками против Российской
Все всё понимали, осознавали, чувствовали приближающийся разгром. Оттого хотели сделать неожиданный и знаковый ход, который позволил бы организации сохраниться даже в самых сложных условиях. Пусть даже самим членам комитета и пришлось бы покинуть страну. Не всем – некоторые собирались остаться во что бы то ни стало – но некоторым.
Исполнительный комитет заметно обновился в сравнении с первоначальными организаторами. Из того состава остались лишь Василий Курочкин, каким то чудом сумевший избежать не то что каторги, но и ссылки в места совсем уж отдаленные – запрет пребывания в столицах был несущественной мелочью, к тому же при желании обходимой – да Александр Серно-Соловьевич, родной брат Николая. Этот был приговорён к вечной высылке за пределы Российской империи, но с большим для себя риском ухитрился не просто пересечь границу, а вот уже несколько месяцев пребывать то в подмосковных городах, то в самой Москве. Зато были и новые. Бывший видный деятель «Пермского общества» Александр Воскресенский, бежавший из–под надзора в Екатеринбурге. Отсутствовал заочно приговорённый к смертной казни, а потому скрывающийся то во Франции, то в Швейцарии Николай Утин, тоже с самого начала состоявший в «Земле и Воле», но не входящий в число основателей. Ну и последний член комитета… он присутствовал, да к тому же забирал всё большую власть, опираясь как на собственный «кружок», влившийся в организацию, так и на наиболее радикальных последователей – Николай Андреевич Ишутин. Двадцати четырёх лет от роду, этот молодой человек с фанатично блестящими глазами сильнее многих и многих склонялся одновременно к утопическим идеям и террористическим методам.
Принцип: «Цель оправдывает средства». Название одной из групп внутри собственной организации – «Ад». Действия – помощь в побеге за границу тем участникам польского восстания, которых по тем или иным причинам не повесили и не успели препроводить в «уютные» камеры той или иной крепости. Порой с применением оружия, что давало право «ишутинцам» утверждать, что они поболее прочих готовы нести идеи организации не только словом, но и делом. Что уж говорить о самом Ишутине, который сейчас и склонял остальных членов комитета на свою сторону.
– …только тактика индивидуального террора, к которой готовы самые верные нашим идеалам люди, способна сотрясти страну. Сотрясти и выбить землю из-под ног сатрапов. И главного сатрапа, который отдает приказы, из-за которого наши братья томятся в камерах, на каторге или просто не могут вернуться в родную страну.
– Если вы говорите про императора, Николай Андреевич, то эти ваши слова, - тут Серно-Соловьевич неопределённо так помахал в воздухе рукой, - вызывают у меня опасения.
– Мы всё же не ученики Мадзини и прочих,- согласно проворчал Курочкин.
– И попытка поляков в Нью-Йорке ничем хорошим для них не кончилась.
Зато Воскресенский слушал Ишутина с куда большим интересом, что тот не мог не заметить. Заметив же, продолжал развивать мысль.
– Американское министерство тайной полиции и наши жандармы – их нельзя сравнивать. Охранка только начала учиться тому, что умеют за океаном. Сложно быстро привыкнуть работать по новому. Но они научатся и тогда… Тогда будет сложнее! Сейчас мы ещё можем добраться до императора. Несколько людей с револьверами на пути его следования по столице, готовность пожертвовать собой ради будущего и мы добьёмся успеха.