Имперский граф

Усов Серг

– Стоят, всё также. Их там даже теперь четверо. Видимо, смена, чё, - шмыгнул носом тот, - Может рискнём ночью, а?

– Придётся.

Гнусу тоже надоело уже тут торчать. К тому же, его запасы еды, которые, в отличие от напарника, он не стал жрать в один приём, всё же подходили к концу, а уподобляться Собику и ловить крыс, он не собирался.

Впрочем, в этом полузасыпанном подвале ему было гораздо лучше, чем в подвале у Кастета, где он, вместе с Тупицей, этой здоровенной отбитой идиоткой, провёл больше декады.

В этом подвале,

где он укрывался сейчас, его хоть не били. Даже наоборот, он теперь бил. На правах более сильного. Более сильного не телом, тут, как раз, Собик мог бы ему и навалять, а характером, позволившим Гнусу подчинить себе более рослого парня.

– Слышь, Гнус, а нас твои бывшие главари не найдут?
– спросил его мучающийся от безделья напарник, - Не по понятиям, кажись, мы свою банду создали.

– Заткнись, трус. Мы больше никому ничего не должны отстёгивать. Мы теперь сами скоро начнём пацанам свои условия ставить, - обдал презрением своего товарища Гнус, - А найти нас мои бывшие паханы не смогут. Нет их больше.

Малыш тихо и довольно засмеялся, вспомнив, как ходил на казни своих бывших наставников и хозяев.

Это было очень увлекательно смотреть, как корчились и орали от боли те, кто раньше часто бил его и отбирал всё, честно им украденное. Как смешно дёргали они ногами и облегчали кишечник и мочевой пузырь, когда эти дёрганья затихали.

А ещё, наслаждаясь видом казней, вместе с толпами горожан, рабов и даже приехавших из соседних деревень невыкупившихся до сих пор сервов, Гнус не забывал и о своей работе, ловко в давке подрезая кошельки у ротозеев.

Тот день был, наверное, самым счастливым и удачливым в его жизни. Тогда он поднял больше восьми рублей, если сложить вместе всё содержимое срезанных им кошельков.

В основном, в них были медные солигры и тугрики, которые он и прикопал здесь в подвале. Но было и три рублёвые и одна лигровая серебрянные монеты. Их он закопал за городом, недалеко от хутора, которым когда-то, до жёлтого мора, убившего его родителей и двух сестёр, владела его семья.

– Я слышал, что тех паханов нет, но другие появились, - жуя сырое жёсткое мясо сказал Собик, - Они...

– Плевать на них. Понял? Я твой пахан, и всё. А надо мной больше не будет никого.

Гнусу, как и его единственному соратнику, ещё не исполнилось и семнадцати лет. Но он считал, что больше не нуждается ни в наставниках, ни в начальниках, ни в хозяевах.

Идти куда-то работать или кому-то служить он не хотел категорически. До чего доводит работа, он видел на примере своих родителей и тётки.

Его родители, свободные поселяне - арендаторы, выращивали скот и птиц, которых поставляли в замок Пален. Туда же они продавали молоко, масло, сметану и сыр, которые производили сами. И, при этом, еле сводили концы с концами.

Барон Пален, не нынешний, а ещё бывший, постоянно поднимал арендную плату за землю, пользуясь тем, что бросить с таким трудом построенные дома, амбары, сараи и налаженное хозяйство,

арендаторы не решались, а баронский управляющий, тоже бывший, всё время норовил обмануть в рассчётах и задержать оплату.

Когда родители и сёстры умерли от жёлтого мора, оказалось, что за хозяйством числится огромный долг. Поэтому всё имущество родителей забрал себе барон. Самого Гнуса, тогда ещё шестилетнего мальчишку Ковика, не обратили в рабство только благодаря тётке, работавшей в замке Пален птичницей, которая как-то уговорила управляющего, и тот перессчитал сумму долга, уменьшив его до стоимости хутора.

В замке Пален, куда тётка его пристроила, Гнус не прижился. В возрасте одиннадцати лет он сбежал в Неров с труппой циркачей, где и прибился к одной из банд.

Из подвала Кастета, куда он загремел по собственной неосторожности, его спасло только чудо. Иначе пришлось бы ему стать кормом для крыс в одной из помойных куч возле Вонючки.

Этим чудом, спасшим от смерти его и сидевшую в соседней клетке Тупицу, оказались волки, накрывшие хазу Кастета и повязавшие в тот день всю банду, включая приехавших с дурманом посланцев Большого Пахана и помогавших им продажных псов.

Волками пацаны называли людей из непонятной, а потому и вдвойне страшной, службы полковника Нечая. Слава Семи, что волки почти не пересекались с правильными пацанами. Но если всё же пересекались, то это был однозначно ужасный конец для тех обитателей подворотен и грязных улочек, кто оказывался на их пути.

Гнуса от участи остальных членов банды спасло то, что поначалу должно было его погубить - нахождение в клетке в качестве пленника Кастета.

Его сразу же выпустили, даже не удосужившись хотя бы допросить. Более того, вошедшая с волками странная молодая девушка, по виду, работница одной из графских фабрик, оказалась магиней и излечила и его, и Тупицу.

Воспользовавшись тем, что никому, особо, не было до него дела, он ловко улизнул из злосчастного кабака.

Гнус, к тому времени, уже не раз слышал смутные истории о том, что в Промзоне иногда появляются переодетыми не только волки Нечая, но и он сам, и даже виконтесса, хозяйка этих земель. Правда, в эти слухи он тогда не верил. Не верил, пока не испытал на себе мощь магии виконтессы, моментально излечившей все полученные им побои, и не увидел, как Тупица, на его глазах, превратилась из окровавленной мясной туши, в молодую здоровую женщину.

Всех благородных Гнус ненавидел. И дело было не только в бывшем бароне Палене. Он насмотрелся на благородных, как владетельных, так и безземельных, в Нерове и Гудмине. Все они были заносчивыми, жестокими мразями, живущими по законам, гораздо худшим, как он считал, чем законы банд.

Поэтому, к излечившей его виконтессе, он не хотел испытывать никакой признательности. Впрочем, видимо, это у него не до конца получилось, потому что при мыслях о ней, его не охватывало чувство злости, как при мыслях о любых других благородных.