Импортный свидетель (сборник)
Шрифт:
Я надулся. Мне не доверяют? Все валилось из рук. Но заставлял себя усилием воли быть спокойным и даже острить. Иногда не к месту прорывалась обида. У меня было скверное настроение.
Позже все прояснилось. Отстранением меня от ведения расследования по делу Масленникова прокурор области убивал сразу двух зайцев. Во-первых, с кляузных слов Масленникова многие теперь знали, в искаженном, разумеется, виде, о нашей «джентльменской» встрече в поезде, когда я вытолкал его взашей из вагона, и поэтому я не мог вести его дело. А во-вторых, брать Масленникова под стражу в нашем
Слугой закона я, однако, оставался и потому продолжал исполнять свои обязанности.
Я подождал пару дней. Мне показалось, что прокуратура соседнего района почему-то долго молчит, не предпринимает ничего в отношении Масленникова, — уж очень медленно шло время. Я знал это дело досконально, но вынужден был бездействовать в силу сложившихся обстоятельств. В конце концов я не выдержал и позвонил своему коллеге.
Прокурор соседнего района попросил не вмешиваться пока в его работу — сам, мол, разберется в обстановке, но для этого ему нужно время.
Я не обиделся: я бы тоже так ответил. И все-таки я не мог не вмешаться, не мог! Потому что иначе он упустит время. Он и так уже освободил из-под стражи всех, кому я предъявил обвинение по этому делу. Теперь они договаривались между собой о том, какие дать показания, чтобы запутать следствие, выйти сухими из воды. А Масленников просто принуждал свидетелей, замешанных в его деле, давать показания в его пользу. Еще немного — дело, может статься, будет прекращено и положено в архив. Этого я допустить не мог. Совесть не позволяет… Если надо, поеду в прокуратуру республики, обращусь в партийные органы. Ведь я коммунист. Будь что будет, но буду вмешиваться до конца. Пока преступники не будут изолированы от общества. Сосед поймет меня, когда разберется.
Шли вторые сутки, как начальник райотдела милиции, связавшись с начальником УВД области, отправил оперативный запрос о преступниках с кличкой Балдоха. Наконец пришел ответ, что людей с такой кличкой в преступном мире много. В том числе названы двое, проживающие в нашей области. Я соединился с районами, которые упоминались в этой оперативке, и через два часа уже знал, что один из них, в свое время носивший такую кличку, умер, второй — инженер одного из наших областных заводов — честно трудится и ни в чем предосудительном не был замечен, сейчас отдыхает на юге.
Что-то подсказывало мне, что мы идем по неверному пути.
Размышляя над таинственным Балдохой, я открыл сейф, и мой взгляд упал прямо на нож, конфискованный у Степанюка.
Степанюк… А может быть, он поможет мне?..
И я поехал к нему.
Дома его не оказалось. Было около шести вечера, время не позднее, и я решил подождать.
Примерно через час у ворот его дома остановился грузовик, и из кузова выпрыгнул Степанюк. Вот, черт побери, как было бы бестактно, если бы я спросил его, где он пропадает. Ведь он же теперь работает. И, протянув ему руку, я поздравил его с началом трудовой
Мы прошли в дом. Он вскипятил чайник, поджарил яичницу с помидорами. Есть я отказался, и, наверное, зря, потому что своим отказом мог обидеть человека.
— Ну, с чем пожаловал, прокурор? — спросил Степанюк. — Не для того же, чтобы поздравить меня с началом работы?
— Почему же, Олег Иванович? И для того тоже. А дело у меня вот какого рода. Кто такой может быть Балдоха?
Степанюк улыбнулся.
— Балдоха не «кто», а «что», — ответил он. — А чего это вас, Николай Константинович, на блатные словечки потянуло, вроде бы вы меня от них отучали… Помните?
— Помню, да вот, честно вам скажу, в тупике мы, Балдоху ищем.
— А чего его искать? Вон оно над вами, свет нам дает.
— Как это — над нами?
— Очень даже просто. Гляньте, сейчас к лесу пошло.
— Солнце?!
— Кому солнце, а кому, ежели через решетку, и бал-доха…
И тут до меня дошло. Простившись со Степанюком, я выбежал. Позор, какой позор! Хорошо, что меня не видел сейчас Медведев, ведь я его еще недавно поучал, как по ножу определить биографию хозяина. Эх я, растяпа! Не догадался, кто такой Балдоха. Это же Солнцев… Я же им уже занимался, вносил директору хлебозавода представление об отстранении от должности юрисконсульта хлебозавода.
Я выжимал из «уазика» все, что мог, и влетел к Медведеву с такой поспешностью, что чуть не сбил с ног дежурного.
— Срочно дай команду всем сотрудникам: надо брать Солнцева.
— Я уже знаю: «балдоха» — это у них солнце. Но только поздно: на работе его нет, дома тоже, наверное, улизнул. Куда — не сказал.
— Розыск давай.
— Дал команду уже, только не горячись. Аэропорт сообщил, что у них такой не вылетал.
— А под чужим именем?
— Ну ладно, ладно, найдем, — успокоил меня Медведев. — А ты-то чего суетишься? Разве тебя не отстранили от ведения дела Масленникова?
— Пойми ты, пока там разберутся, пройдет время, а их надо брать сейчас, именем закона, выручай!
— Документ даешь, прокурор?
— Так я ж отстранен.
— А ты по любому дел у обязан дать мне санкцию, если необходимо. Я стою на страже порядка своего района. А кроме того, ты подчиняешься Москве…
Дальше все было как в настоящем детективе. У дома директора Масленникова остановилась новенькая частная машина. Из нее вышел молодой человек и, озираясь, подошел к калитке. Видно было, что он здесь впервые и приехал без приглашения. Через несколько секунд оперативные работники уже беседовали с ним.
Молодой человек растерялся, но его успокоили, что ему бояться нечего, если он не станет скрывать следы преступления, совершенного другими, и, таким образом, не окажется соучастником и если он не будет давать ложных показаний.
Молодой человек оглянулся на свою новенькую машину и согласился.
А Солнцев тем временем находился у своей приятельницы, кстати, в том самом районе, куда передано дело Масленникова. Этого случайного паренька с машиной Балдоха и попросил за соответствующее вознаграждение отвезти письмо по адресу.