Imprimatur
Шрифт:
Мы на бешеной скорости выскочили с улицы Пеллегрино на площадь Фиоре, и тут я увидел, как Джакконио отделил реликвию от креста и со всей силы стукнул им по голове Дульчибени. Судя по тому, как затряслась карета, он не промахнулся, нанеся упреждающий удар, не давший Дульчибени перезарядить свое оружие.
– Если он не придержит лошадей, мы врежемся в стену и разобьемся, – прокричал Атто, чей голос потонул в грохоте, производимом каретой.
И снова послышался свист хлыста, карета не замедляла бега, а наоборот, катилась еще быстрее. Я обратил внимание, что она перестала вписываться
– Помпео! О Господи! Остановите! – доносилось изнутри.
Миновали площадь Маттеи и площадь Кампителли, оставив справа Монте Савелло; казалось, бешеная езда была лишена всякой цели и смысла. Укрепленные по бокам кареты факелы весело рассекали тьму улиц, и редким ночным прохожим, завернутым в плащи, предоставлялась возможность наблюдать нашу гонку. Раз мы даже столкнулись с ночным дозором, у которого не хватило ни времени, ни возможности остановить нас.
– Помпео, умоляю, немедленно остановите, – молил Ти-ракорда.
– Но почему он не тормозит? Почему мчится куда глаза глядят? – крикнул я Атто.
Мы пересекали площадь Консолацьоне. Удары хлыста Дульчибени и бормотание Джакконио смолкли. Бросив взгляд поверх крыши кареты, мы увидели, как, стоя на сиденье, они дерутся, пустив в ход руки и ноги. Вожжи были брошены, лошадьми никто не управлял.
– О Боже! Вот почему мы не повернули! – ужаснулся Атто. В эту минуту мы вылетели на длинную эспланаду Кампо Ваччино, откуда открывается вид на развалины античного Форума. Взгляд ухватил слева арку Септимия Севера, а справа развалины храма Юпитера Статора, вход в Фарнезские сады и арку Тита.
Неровная поверхность древней римской дороги, по которой мы теперь неслись, представляла для нас страшную опасность. Мы чудом избежали столкновения с двумя римскими колоннами, лежащими на земле, проехали под аркой Тита и на бешеной скорости пустились под откос. Казалось, ничто уже не в силах остановить нас.
– Каналья, отправляйся в ад, – громко с ненавистью прокричал Дульчибени.
– Гр-бр-мр-фр, – послышалось в ответ.
И в ту самую минуту, когда карета на всех парах влетела на широкую площадь, на которой шестнадцать веков возвышаются великолепные и безразличные к происходящему у их подножия руины Колизея, противник Дульчибени словно куль скатился с передка кареты.
И пока на нас неудержимо надвигалась раскинувшаяся величественным амфитеатром громада, из-под колес донесся хруст. Задняя ось не выдержала долгой гонки, и карета накренилась вправо. Не дожидаясь, когда она окончательно завалится набок, мы с Атто спрыгнули и покатились по земле, вопя от страха и стараясь избежать огромных колес. Лошади заспотыкались, попадали, а карета с двумя ездоками, пролетев еще несколько метров, врезалась в покрытую камнями и заросшую бурьяном землю.
В следующие секунды рассудок мой помрачился, а когда я поднялся с земли, то не сразу пришел в себя, хотя был цел и невредим. Карета лежала на боку, одно ее колесо вращалось в пустоте, факелы погасли и дымились.
Та серая масса, что чуть раньше скатилась на землю, была не чем иным, как Джакконио, сброшенным Дульчибени. Мы ус – пели кинуть на него лишь взгляд, поскольку наше внимание тут же привлекло движение внутри кареты.
– Он у нас в руках! Бежим!
Но не успел я закончить фразу, как чья-то сильная рука грубо отбросила меня на жесткую землю. И я покатился по ней, что тюк. Судя по всему, Дульчибени опамятовался от удара, подскочил ко мне и попытался вырвать у меня сундук, но я сложился вокруг него, как еж, закрывая свою добычу руками, ногами, грудью. Ему удалось приподнять меня, но не разлучить меня с нею.
И пока старый янсенист давил на меня всем своим тяжелым телом и избивал, аббат Мелани пытался остановить его. Однако не тут-то было: казалось, в Дульчибени вселилась сила сотни человек. Все трое покатились мы по земле, переплетясь в яростный клубок.
– Прочь, Мелани, – вопил Дульчибени. – Ты не ведаешь, что творишь!
– Ты и правда захотел убить папу, чтобы отомстить за дочь? За эту наполовину темнокожую бастардку?
– Не тебе… – задохнувшись, начал было Дульчибени, но Атто удалось заломить ему руку.
Тут Помпео нанес ему удар кулаком по носу, отчего аббат отлетел в сторону и застонал.
Я все еще цеплялся за сундук, когда Дульчибени повернулся ко мне. Ужас сковал меня, я не смел пошевелиться. Он схватил меня за запястья и стал их выворачивать. Я выпустил свою добычу. Он подхватил сундук и бросился к карете.
В свете луны я наблюдал за его действиями. Вскоре он показался снова: спрыгнул на землю с ношей в левой руке.
– Подай мне вон то, с заднего сиденья, – проговорил он, обращаясь к Тиракорде.
Затем протянул правую руку и выхватил протянутый ему пистолет. Вместо того чтобы перезаряжать первый, он предпочел взять с собой второй, заряженный. Атто поднялся с земли и бросился к карете.
– Аббат Мелани, – проговорил Дульчибени с угрозой и насмешкой в голосе, – раз тебе так нравится выслеживать, не стесняйся, – и бросился к Колизею.
– Стой! Отдай сундук! – приказал Атто.
– Господин Атто, Дульчибени… – попытался я предупредить его.
– …вооружен. Знаю, – ответил Атто, из осторожности приседая. – Но это не значит, что мы должны его прошляпить.
Я был поражен решительным тоном, каким Атто произнес эти слова, и мне открылось вдруг, что творилось в его душе и в мыслях и почему он не колеблясь вскочил на задок тиракордо-вой кареты и рисковал жизнью, преследуя Дульчибени.
Естественная склонность Атто вмешиваться во всякого рода темные дела, как и непомерная гордыня, распиравшая его, стоило ему учуять заговорщиков, до сих пор не получили должного удовлетворения. Пойдя по следам Дульчибени, он был вовлечен в водоворот событий и уже не мог и не хотел отступать. Ему позарез нужно было дойти до мельчайших подробностей. Атто шел по следу не ради того, чтобы отобрать у кого-то зараженных пиявок, он преследовал чужие тайны.