In a hundred lifetimes
Шрифт:
Зато мог сказать одну вещь с полной ответственностью за каждое слово: Роуз Тайлер будет рядом так долго, как только возможно.
maybe you’re going to be
the one that saves me
Комментарий к Dangerous alone
Музыка, упоминаемая автором:
Dolly Parton - I Will Always Love You
Oasis - Wonderwall
========== Heaven ==========
Автор: allegoricalrose
Ссылка на оригинал: http://tumblr.com
Рейтинг: G
*
Закрыв глаза, он вызывает к жизни оптимистичные звуки победных труб.
В этой тишине — Донна, одетая в сиреневое платье из Помпей.
— Что?..
— Рай существует! Сюрприз!
— Донна?
— Нет. Интерфейс, — качает головой улыбающаяся женщина. Сейчас она напоминает ту Донну, что утешала его после смерти Дженни. — Я здесь, чтобы помочь тебе освоиться в… ну, в загробной жизни.
— В чем?
— Оказывается, вы, Повелители Времени, битком набиты секретами, которых и сами не знаете. Всякий раз, когда одно из ваших лиц умирает, одна часть души переходит в следующее тело, а другая — сюда. Чтобы получить то, что было самым страстно желаемым при жизни. Ты последний, так что я, так и быть, расскажу: никто из этих тощих белых мальчиков понятия не имеет, что все это всего-навсего иллюзия.
— Мальчиков?
— Ой, точно. Немного забежала вперед, — Донна мягко кладет руку на его подгорелый рукав и жестом приглашает к одному из окон, в избытке усеивавших стены, появившиеся из тишины. – Смотри.
Он подходит к окну (почему-то прямо противоположному тому, на которое указывала Донна).
Через толстое стекло не стоит никакого труда различить его девятое тело в удивительном наряде (белоснежная тога и сандалии). Девятый он сидит на потресканных ступенях, на коленях его тяжелый поднос с трудноопределимой пищей. Напротив — девушка (почему-то в викторианском платье) на последних месяцах беременности. Ее лицо не видно из окна: оно обращено к тому, кто осторожно подносит еду прямо к ее губам; к тому, кто с такой обезоруживающей нежностью смотрит в ее лицо, что сомнений быть не может. Эта девушка – Роуз Тайлер.
И он кормит ее обжигающей, дымящейся картошкой.
Сердце Доктора ёкнуло.
— Он везунчик, вон тот-то, — бросает Донна одобрительно, и Доктор, вздрогнув, стыдливо опускает глаза в пол.
— Это я выбрал?
— Выбрал ли, хотел ли в глубине души, — какая разница? Факт остается фактом.
— Большая разница, — замечает он хмуро, вычерчивая носом ботинка черные полосы на мраморном полу.
— И то верно. Ты ведь никогда бы не выбрал то, что принесло бы тебе настоящее счастье, я права?
— Наверное.
— Определенно права. Пойдем поглядим, что стало с мешком костей?
— Я не был таким уж тощим…
— О, еще как был. Нам нужно идти, — ее тон из запальчивого снова становится мягким. — Главное помнить, что все это — лишь твои глубинные желания. Самые выстраданные, самые жаркие. Тебе нечего бояться.
— Я и не боюсь, — обидчиво замечает Доктор и нехотя волочет ноги к другому окну.
За стеклом его десятое тело сидит на краешке добротной дубовой кровати, благоговейно глядя вниз, туда, где искрящиеся
Ни звука не доносится из-за стекла. Жаль только, что нельзя разучиться читать по губам.
— Ты – мой мир. Мое всё. Всё.
Доктор наивно полагает, что успел яростно стереть с лица откуда ни возьмись появившуюся сырость (уж не дожди ли в этом краю?) раньше, чем Донна перевела взгляд с окна на него. Она не говорит ничего. Только сжимает его руку.
— Ну что, готов ко встрече с Волосатиком?
— Нет.
— Жаль. Давай-ка, солнышко, соберись.
— Я думал, что в раю получу то, что хочу. Разве нет?
— Конечно, получишь. Идем, — отвечает Донна, улыбнувшись.
За очередным окном парк развлечений, кишащий старом и младом. Щурясь, Доктор пытается разглядеть себя в толпе, но безуспешно. Вдруг, из-за статуи Питера Пена возникает его одиннадцатое тело, глаза его, блестящие от радости, широко распахнуты. В ту же секунду на него бросаются тройка малышей и один подросток и, сбив с ног, принимаются щекотать. Все они хохочут и визжат так громко, что Доктору кажется, будто он может ощутить, как вибрирует стекло.
Что ж, на этот раз вроде бы все сходится. Бродить по галактикам беззаботным мальчишкой и играть во всевозможные забавы с местными детьми.
Позади них появляется Роуз Тайлер. Она подходит на цыпочках, прижав палец к губам, чтобы утихомирить заговорщицки улыбающихся ей детей. Одиннадцатый он не слышит, что Роуз присаживается на корточки за его головой, и малыши громко хихикают над его недоумением. Еще мгновение, и руки Роуз проникают под твидовый пиджак и щекочут ребра Доктора. Он гримасничает от удовольствия, и ей ничего не остается, кроме как наклониться и поцеловать его растянутый в улыбке рот. Дети обреченно стонут и с хохотом разбегаются кто куда, когда Роуз грозит, что сейчас расцелует и их. Все, кроме младшего, что тянет пухленькие ручки навстречу родителям – он любит обниматься. Естественно, что его желание тотчас удовлетворяется. Одиннадцатый встает с земли, небрежно отряхивается и подхватывает ребенка. Роуз улыбается, подает Доктору руку и вместе они удаляются вслед за старшими детьми.
Н-да.
Доктору трудно глотать и еще труднее определить загадочную природу этого так называемого Элизиума.
— Я видел достаточно, Донна, — ломко шепчет он.
— Еще нет. Разве не хочешь полюбоваться на тайные вожделения твоего предпоследнего тела?
— Совершенно нет желания.
— А я думаю, тебе понравится.
— У меня и выбора-то нет, так?
— Так.
— Ладно, — соглашается он и неуклюже подходит к последнему окну.
Его двенадцатое тело расслабленно покоится в деревянном кресле-качалке, на веранде пляжного домика. Песок простирается всюду, до самого крыльца, а совсем рядом бьются о берег небольшие изумрудные волны.