In the Deep

Дормиенс Сергей Анатольевич

Каору наконец кивнул, и вовремя. Если бы мне понадобилось объяснять и все остальное, я бы не поленилась встать и убить его раз-другой, чтобы неповадно. Ну в самом деле, что за нежности? План сыграл? Сыграл. Все живы? Все. Отвлекающую атаку смертников изображал не он, так какая ему теперь разница, что за химия лежит в основе плана? Аянами вон восемь часов под водой бултыхалась в своем гробу — и ничего, вопросов не задает, мирно лечится.

План, слепленный на коленке в трясущемся перед посадкой боте, оказался чудо как хорош. И с Синдзи я бы, пожалуй, его разобрала.

А вот с этим красноглазым гражданином — неа. Каору, конечно, штурман, бортмеханик, тихоня и, наверное, все же человек, но есть в нем что-то такое. Не остался же он в порту приписки «Маттаха», когда мы разошлись с заказчиком. И выгородили мы его вчистую, и Синдзи по доброте душевной обещал дать денег на первое время — но гражданин Нагиса уперся.

Точно. Засланец с корабля зазеркальцев. Внедряется к сильному врагу, так сказать, и при случае отключит нам маршевые двигатели, когда «Сегоки» уйдет в изнанку.

Я посмотрела на Каору и в сотый раз задалась вопросом: а на кой он нам вообще понадобился? Механик и лишний ствол — это, безусловно, круто, но их можно при желании найти просто за деньги, и чтоб никакого червоточинного прошлого и мутного настоящего.

С другой стороны… Да нет никакой другой стороны. Просто «Сегоки» — это, мать его, такой особенный фрегат. К нему сбегаются люди, которым больше некуда бежать.

— Вот зачем он так делает?

Я удивительно легко поняла, о ком речь — и это учитывая мою общую отупелость и задумчивость.

— Ну… Ты представь. У тебя есть все: тебя уважают, твои родичи готовы тебе под хвостом лизать, а кредитами ты играешь в «поджигалочку». Представил?

— Нет, — ответил Каору и все же уселся — на амортизатор. Ну, это я тебе припомню.

— Развивай воображение, Нагиса, — наставительно сказала я, перекладывая ноги: теперь левая лежала на кожухе, а правая — на левой. Хорошо же, а? Так забавно смотреть на свои носки снизу вверх.

— Ммм… Да. Так вот. Есть у тебя, значит, все. Всем ты нужен, все к тебе за контрактами бегают: одни ищут исполнителей, другие себя предлагают. А ты их, гадов, насквозь видишь: и какие у них корабли дерьмовые, и как они с эскадрой допотопных дронов хотят планетку зацапать. А эти вообще просто фанатики, но денег у них откуда-то куча. Понимаешь?

Нагиса подумал и кивнул. Он смотрел на заходящее солнце и ухитрялся не моргать. Кровавые глаза выжившего в червоточине казались совсем черными.

— И ты придумываешь игру. Приходит к тебе гость с голыми руками — и пока он тебя не заставит, ты ему не контракт, а шиш.

Да. Хороша игра: валятся твои гости, твои сородичи, из раза в раз отстраивается порушенный дом, каперы и просто неудачники сами вписываются к тебе в рабы, а ты смотришь на это все и понимаешь, что вокруг может твориться какая угодно вакханалия, но тебя самого не заденет никто. Потому что нужен. Потому что ты добрый дух, награждающий смельчака. Все рвутся к тебе, чтобы чмокнуть носок твоего бронированного ботинка.

— Он интересный, — задумчиво сказал Каору. — Скучающий разум.

— Скучающий гений, — поправила я. — Это хуже.

— А

откуда ты знаешь, что он все придумал от скуки? Досье Инквизиции?

Я фыркнула:

— На кого? На него? Я про этого Яуллиса только слышала.

— Тогда откуда?

— Н-ну… Скажем так. Баронианцы иногда довольно предсказуемы.

Нагиса наконец посмотрел на меня, оторвавшись от своего любезного заходящего светила.

— То есть, ты это все выдумала?

— Пфф. Ты разницу между словами «придумала» и «просчитала» знаешь?

Каору покачал головой и умолк.

Степь уходила в тень — недолгую ночь. Скоро планету нагонит восход Заррадана, и все пойдет по новой. Вечный круг, вечная ерунда, которую можно игнорировать только в космосе. Космос тоже по-своему вечен — это как надстройка над восходами и закатами.

Философия — это, конечно, хорошо, но валяться становилось холодно.

— Знаешь, я когда-то прокладывал маршрут в баронианский сектор, — вдруг сказал Каору. — Надо было доставить какого-то их дипломата. Нас остановил их линкор, затащил в трюм, и выяснилось, что этого дипломата родина видеть больше не хотела. Наших всех засунули в корабль, а я относил маршрутные документы к старшему, опоздал и увидел баронианскую казнь.

…Есть у котов такой метод нападения, что-то среднее между высадкой и бомбардировкой, когда солдатами просто стреляют. По кораблю. По планете. По станции. Спецкапсула прошибает защиту, атмосферу и раскалывается, высвобождая тяжеловооруженного бойца в экзоскелете.

Два ряда таких супердесантников в силовой броне стояли лицом к лицу, держа двухамперные боевые стеки наизготовку. А бывшего пассажира человеческого суденышка подвели к ним и толкнули между строями, держа за загривок. Через пять проходов шкура с дипломата лезла лоскутьями, но он шел.

— Ты понимаешь, Аска? Шел. На девятом заходе капитан лично испарил его скорчером.

Я зевнула. Да, зрелище дико поучительное, особенно для приматов, которые до сих пор восторгаются патологической честностью баронианцев. Конечно, стоило бы ответить Нагисе парочкой историй из личного опыта, но потом до меня постепенно начало доходить.

— Момент. Ты что, видел это все?

Каору кивнул и всмотрелся куда-то вдаль.

— Едут.

Я встала и оглянулась: с холмов спускался глиссер, и нам пора было разогревать турбины, а заодно постучать Рей и Майе, чтобы пристегивали ремни. Мне пора было на пилотское кресло, но это все наплевать, потому что сейчас или Нагиса врет, или исчадие зазеркалья снова травит меня чужой памятью.

— Мне к турелям?.. — он нахмурился, а я искала в этом бледном лице хоть какой-то признак чужеродности. — Аска? Что-то не так?

— Да, Каору, — тяжело сказала я. — Что-то не так. Ты же в курсе, что не имел права видеть баронианскую казнь?

Лицо Нагисы разгладилось.

— А… Ты об этом. Ну да. Глаза мне новые сделали уже после возвращения к Гамме Гадеса.

Клево. Хорошая у тебя биография, парень. И главное — рассказал в тему.

— Еще вопрос, Нагиса. Почему не сделал себе нормальные глаза?