In the Deep
Шрифт:
— Я хотел поговорить насчет м-моей памяти, — тихо сказал Синдзи.
Майя выглядела заинтересованной, Аянами не выглядела никак. Мне же казалось, что именно об этом обормот думал все время, пока мы обсуждали вопрос Нагисы.
— Синдзи, мы можем усилить прогресс, если применим фантомное моделирование… — мягко сказала Майя.
— Эм, не думаю, — фыркнула я. — Полагаю, Синдзи не захочет провести остаток жизни слюнявым идиотом.
Майя метнула в меня взгляд, которым вполне можно было сжечь легкий крейсер. Я вспомнила, как это делают, и ослепительно
— Синдзи, эту методику уже усовершенствовали, снизились риски, и я думаю, мы…
— П-прости, Майя, — извиняющимся тоном сказал Синдзи. — Н-но я имел в виду, что у м-меня есть решение. Или план решения.
Люблю я такие заявления: после них обычно начинают нести ерунду. Вот и обормот набирает в грудь воздуха побольше, и я уже вижу, как между его голосовых связок рождается поразительная, восхитительная и просто дебильная чушь.
— Я хочу разузнать как можно б-больше о войд-коммандере Кацураги и ее подопечных, особенно бывших. Так я м-могу найти и себя.
Хм. Признаю, он превзошел мои самые смелые, как говорится, ожидания.
— Синдзииии, — протянула шокированная Майя, но я ее перебила.
— Да, Синдзи, Майя совершенно права. Ты идиот. Причем полный. Хочешь по полочкам?
Обормот смотрел на меня глазами побитой собаки. И меня это заводило: он загнан в угол, его везение не действует, он хочет странного — влезть по локоть в аппарат Его Тени, всемогущего канцлера, который сам не прочь повидаться с обормотом, но совсем по иному поводу. Он так исступленно ищет потерянные пять лет, что готов попрощаться со всеми теми годами, которые ему остались. И самое печальное, что мой капитан понимает: на этот раз ему попросту не хватит всей удачи мира.
Знаешь, Синдзи, у меня сотня причин смешать тебя с дерьмом: и отомстить за мою «Нигоки», и проехаться по твоей тупости, и отыграться за нескончаемое везение. И просто тебя спасти.
— Во-первых, твой корабль связан с твоим прошлым. Согласен?
Кивок в ответ. И еще бы, «Сегоки» сам засветился.
— Во-вторых, твой корабельный ВИ до сих пор выполняет неизвестные тебе протоколы. А теперь представь, что будет, если тебе не понравится твое прошлое, и ты захочешь уйти. А тебя не захотят отпускать. Как думаешь, сможешь? Значит, тебе придется оставить корабль.
Синдзи молчал, а я почти поверила, что слышу злорадный смешок снова запертого в конуре виртуала. Первый заход по цели выполнен, идем на второй.
— В-третьих, ты даже не представляешь, при каких обстоятельствах ушел. Ты уверен, что ты не сбежал? Давай, начни наводить справки, и умники из Департамента Реакции живо возьмутся за твою отработку. Там два и два легко складывают.
Снова молчание, только в больном взгляде появилось что-то новое. «Упрямство? Обреченность? Да ты просто идиот!»
— И последнее. Никто из нас тебе не сможет помочь: нам нет дороги из фронтира. Ты, конечно, герой тот еще, но без привычного корабля, без денег — огромных
Ну же, давай, мой маленький везучий дурачок. Скажи что-нибудь. У тебя есть все: превосходный корабль, экипаж, замороженная любовь, настырная докторша и — если жизнь сказкой кажется — я.
— Синдзи, можно ведь попытаться вскрыть виртуальный интеллект… — неуверенно сказала Майя.
— Н-нужен сторонний специалист. Высокого класса, то есть, опять придется соваться в м-метрополию Империи.
Это был тон человека, который все решил. И я просто ушла из рубки.
— Это твое прошлое?
Я сидела на краю игровой площадки в интернате, и мне было очень плохо. Девочки умеют быть злыми, и двенадцать лет — это ужасный возраст. Мне страшно, что снова придет мама, что она снова будет громко говорить:
«Ты самая лучшая, Аска».
«Лучшая Аска» — это давно мое прозвище.
— «Дочь той дуры». Кажется, тебя называют еще и так?
Мне хочется кричать, стоя посреди столовой, хочется захлебнуться криком, наорать на всех, а потом — доказать, что я лучшая, что я на самом деле лучшая, и подавитесь, сучки, просто подавитесь своей жратвой.
Я шла по столовой, глядя прямо перед собой. Воротник интернатской формы резал мне шею, и меня всю резало, и — сдохни, мама, сдохни, не появляйся здесь, я напишу анонимку, что ты сошла с ума, чтобы тебя забрали. Чтобы никто больше не слышал, что я лучшая, чтобы больше не приходилось резать себе шею самым чистым воротничком, резать себе мозги самыми сложными задачками.
Столовая сужалась, исчезали столы, а я все шла, и вокруг темнело, темнело и теплело. В конце этого коридора меня ждала Хикари, а у ее ног лежала мама, и из маминой шеи масляным чернилом вытекала жизнь.
«Мама, нет, ты же повесилась?»
Я замерла, пытаясь понять, что не так с моей мыслью, когда мама подняла голову.
— Как же ты подвела меня, доченька.
Я стояла посреди коридора из своего сна и держала руку под горлом. Сон шел у меня горлом, жизнь шла из меня горлом, и все было плохо.
«Я хожу во сне. Великолепно».
Кошмар упорно цеплялся — липкий и страшный, и стряхнуть его все не получалось.
«Поговорить об этом».
Вспомнилась Майя. Даже сквозь одуряющий склизкий холод кошмара я сразу ощутила, что это не вариант. Никакого анализа, никаких доводов — просто голые ощущения одинокой твари.
«Одинокой».
Я вздохнула и подошла к двери каюты Синдзи.
— Открыть, — сказала я со второй попытки. С первой воздух не пролез сквозь зубы.