Иная терра.Трилогия
Шрифт:
— Хорошо. Ребенок родился с внешними половыми органами обоих полов. Женские нормальные, мужские сильно недоразвиты. Анализ на кариотип показал наличие у ребенка Y-хромосомы. Генетически — это мальчик, но полноценным мужчиной он не вырастет. Гормональное развитие определит операция, которую мы должны сделать.
— Что будет, если прооперировать ребенка так, чтобы он стал мужского пола?
— Будет мальчик с недоразвитыми половыми органами, бесплодный. Если наоборот — будет девочка, физически полноценная, но, опять же, бесплодная.
Вацлав почти сказал — «делайте мальчика». Но
— Что вы, как врач, можете порекомендовать?
— Я бы оперировал и адаптировал ребенка в женский пол.
— Тогда так и делайте, — сказал Вацлав и вышел.
Вечером он ужинал с потенциальным поставщиком, обсуждал контракт, который в случае его подписания должен был уменьшить расходы на производство почти в полтора раза, но мыслями был далеко от собственного бизнеса.
Что делать теперь с ребенком? Если дитя унаследовало силу обоих родителей, то позволять ему расти где-то отдельно нельзя. Либо оставить у себя и обучать, либо обезвредить сейчас. «Обезвредить» отдавало кислятиной и ложью, ложью самому себе. Вацлав долго подбирал это слово, а подобрав — скривился, будто наступил в вонючую лужу. Он не привык врать себе. Ребенка надо либо оставить и воспитывать самому, либо убить.
Да, так звучало честнее. Но произнеся мысленно это «убить», осознав его, он понял, что убить не сможет. Даже приказать кому-то не сможет. Если же девочка не имеет особой силы, то…
То ее все равно придется оставить. Ребенок, в котором течет кровь Вацлава Пражски — слишком лакомый кусочек для кого угодно. Если она не унаследовала силу — из нее можно вырастить неплохого специалиста. Плохо, что она мулатка, но это можно перебить правильным воспитанием и образованием. После ужина он снова поехал в больницу — поговорить с Паулой. Женщина явно ждала его, ждала — и боялась. Когда Пражски вошел в палату, она вздрогнула, подалась вперед.
— Я не знаю, почему так получилось. В нашей семье не было ничего подобного, я узнавала…
— Я тоже узнавал. Успокойся. Это не твоя вина, что так вышло. Ты родила здорового ребенка, выполнив этим свою часть договора. И ты можешь не бояться, что я не выполню свою.
— А что будет с… ребенком?
— Первый год ей нужно грудное молоко, насколько я понимаю. Ты возьмешь это на себя, или мне искать другую женщину? Косметическую операцию по восстановлению внешнего вида груди я оплачу, разумеется, кроме того, ты будешь получать жалование за каждый месяц работы кормилицей и няней. Но ты должна забыть о том, что ты — ее мать.
— Понимаю. Но…
— Спрашивай.
— Почему ты так щедр? Гражданство, квартира, большие деньги — и это только за роды. Ты не обязан оплачивать мне подтяжку груди и все такое — но ты это делаешь. Почему?
Вацлав поймал ее взгляд, усмехнулся. Как и все, кто был до нее, Паула пыталась принять одно за другое.
— Не обманывайся, — он покачал головой. — Я не влюблен в тебя. Но я хочу полной отдачи в том, за что плачу. Мне нужно высшее качество. И для его получения
— Прагматично, — сказала Паула.
— Да, — кивнул Вацлав, и вышел.
Через несколько дней он впервые увидел ребенка. И испытал что-то вроде горького разочарования, не увидев в ней ни малейшего признака силы родителей. Но переигрывать что-либо было уже поздно.
— Как вы назовете ребенка?
Он посмотрел в окно, скользнул взглядом по крохотному зеленому скверику, за пределами которого сдержанно горели вывески. Кафе «Нуар», стрелковый клуб «Вильгельм Телль», салон цветов «Кира»…
— Кира.
II. VI
Что проку лелеять чужую мечту?
Да полно! Все это — чудаческий бред…
Деревня лежала между двух холмов, тихая и темная. Спящая, или мертвая? Стас тыльной стороной ладони выступившую на лбу испарину. Конечно же, спящая, как же иначе? Солнечный всхрапнул, повернул голову, внимательно посмотрел на всадника — мол, ты чего?
Ветровский натянуто улыбнулся, погладил коня по крутой золотистой шее, и вновь перевел взгляд на деревню. Шестнадцать дворов, пятьдесят восемь человек, если считать с маленькими детьми. А сорок лет назад был покосившийся домишко, выстроенный руками людей, хоть и привыкших работать, но совершенно не умеющих плотничать.
Всеволод Владимирович и его сын, Руслан, вдвоем прожили здесь пять лет, выстроили дом, распахали два поля, вырастили на них первый урожай. Потом Руслан привел из города женщину с двумя детьми, брошенную мужем. Женился на ней… ну, как сказать, женился: пред ликом природы Всеволод Владимирович со своего отцовского благословения объявил Руслана и Елену мужем и женой. Еще через год Лена попросила приютить ее старую знакомую, которую она встретила на базаре — после смерти мужа Катя оказалась выброшена на улицу свекровью. Юрку подобрал Всеволод Владимирович — бездомный подросток замерзал на улице. Виктора привел он же, пообещав закопать в ближайшем лесу, если не бросит пить. Что характерно, с тех пор Виктор прикасался к алкоголю только на празднике урожая, и то — чуть отпивал из общей чарки, и все. И пошло-поехало…
Строились новые дома, возделывались поля, плодился скот. Создавались семьи, рождались дети — и если вдруг что случится, то всем миром бросались помогать. Да, жили вроде бы по отдельности — но в то же время все вместе, одной большой и дружной семьей. И не было такого, чтобы на кого-то наговаривать или пытаться получить больше, чем другие, или тем более — воровать…
Случилось раз, один из пришедших, кто быстро женился, по злости руку на жену поднял — так Всеволод Владимирович его лично отметелил так, что неделю морда вся лиловая была, и сказал — предупреждение одно, последнее. А тот не понял всей серьезности, и через полгода история повторилась — так гнали его взашей. Потом, правда, все не очень хорошо обернулось… но не в том суть!