Индийский веер

Холт Виктория

— Мне известно это от мамы. Предполагалось, что ты выйдешь замуж за доброго Колина Брейди и поддержишь пасторскую традицию. Об этом я тоже все знаю. Ты была не очень благоразумной, это означает, что ты не сделала того, что она для тебя планировала.

— Я вижу, что ты хорошо информирована в отношении пасторских дел Фремлинга.

— Мама обожает писать письма. Мы с Фабианом периодически получаем из дома послания. Единственное, что она не может оттуда увидеть, это то, выполняются ли ее приказы или нет… и это счастье.

— Она всегда все устраивала. Это ее главная жизненная миссия.

— Она

устроила мою свадьбу. — Лавиния выглядела немного мрачно.

— Ты охотно пошла к алтарю.

— Тогда все казалось прекрасно, но теперь я уже взрослая. И сама думаю, что мне делать.

— Жаль, что у вас не так сложилось.

— Да? Знаешь, ему надо было жениться на тебе. Вы бы хорошо поладили. Тебе бы нравились все эти разговоры о старых временах. Ты как раз разбираешься в этом. Я просто вижу, как ты приходишь в волнение оттого, что кто-то выкопал горшок, которым пользовался Александр Великий. Мне все равно — использовал его Александр или Юлий Цезарь. Для меня это просто старый горшок.

— Ты неромантична.

Это рассмешило ее.

— Мне нравится быть такой, какая я есть. Я ужасно романтична. На самом деле, я прекрасно провожу время… романтично. Ох, я так рада видеть тебя здесь, Друзилла. Это как в старые времена. Мне нравится, как ты неодобрительно смотришь на меня. Это заставляет меня чувствовать себя такой восхитительно грешной.

— Я полагаю, здесь есть… обожатели?

— Обожатели есть всегда.

— С катастрофическими результатами.

— Я уже сказала тебе, что теперь я взрослая девушка. И больше не попадаю в глупые ситуации.

— По крайней мере, это удача.

— Ты опять выглядишь чопорной. В чем дело?

— Ты не спросила о Флер.

— Я собиралась сделать это. Как она?

— Она здорова и счастлива.

— Ну, так за что же тогда ты осуждаешь меня?

— За то, что ты, ее мать, равнодушна к ней.

— Должна напомнить вам, мисс Делани, что теперь я ваш работодатель.

— Если ты так думаешь, я как можно скорее возвращаюсь в Англию.

Она расхохоталась.

— Конечно, нет. Я не позволю тебе сейчас уехать. Тебе придется здесь остаться и примириться со всем этим. Кроме того, ты всегда была моим старым другом Друзиллой. Мы вместе прошли через слишком многое, чтобы наши отношения были иными.

— Ты не видела Флер перед отъездом. В конце концов, видела ли ты ее после того, как ее взяла Полли? — спросила я.

— Добрая Полли не хочет, чтобы я расстраивала малышку. Это — твои собственные слова.

— Ты знаешь, что это известно Фабиану?

Она кивнула.

— Я уже выслушала лекцию по поводу моей глупости.

— Надеюсь, ты не думаешь, что это сообщила я.

— Фабиан сказал, что это была Полли, которая открыла тайну ему потому, что он пришел к определенному заключению о тебе. Он, казалось, сердился больше всего именно из-за этого.

— Он был очень добр, — сказала я. — Он положил некоторую сумму денег для Флер с тем, чтобы Полли использовала их по своему усмотрению… на образование девочки и тому подобное. Они собираются взять ей гувернантку. Флер должна получить образование.

— Прекрасно. Тогда о чем же нам волноваться? И эта ужасная Джанин убита. Все закончилось очень хорошо.

— Для тебя — возможно, но

вряд ли для нее.

— Шантажисты получают то, что заслужили.

— Подумала ли ты о бедной Мириам?

— Я не очень помню ее. Это ты бегала вокруг, стараясь узнать их всех, в то время как я, ожидая родов, была в крайнем дискомфорте. Это было ужасное место, и я рада, что со всем этим покончено.

— Скажешь ли ты Дугалу?

— Боже мой, нет. Зачем?

— Я подумала, что, может быть, ты захочешь видеть Флер и быть с ней вместе… хотя Полли и Эфф никогда не позволили бы этого. Или, может быть, облегчить свою совесть.

— Совесть — это нечто такое, что надо научиться подчинять.

— Я уверена, что это единственный урок, который ты усвоила блестяще.

— Опять появляется Друзилла. О, я не должна напоминать тебе о нашем положении, а то ты становишься надменной, и мне это не нравится. Кроме того, мне не нравится эта суровость. Но я рада, что ты здесь. Как насчет той няни, которую мама прислала вместе с тобой?

— Она очень хорошая. И мне нравится. Она очень разумная, и я уверена, что абсолютно надежная.

— Ну что же, я это и ожидала, поскольку ее нашла мама.

— Мы очень хорошо поладили. — Я начала рассказывать ей о нашем путешествии, опасной езде через пустыню, исчезновении месье Лассера, но увидела, что ее внимание отвлеклось. Она продолжала смотреться в зеркало и приглаживать волосы. Поэтому я остановилась.

— Как дети? — спросила я ее.

— Дети?

— О, ты забыла? У тебя двое детей, рожденных в браке. Мы уже обсудили и оставили в покое твоего внебрачного отпрыска.

Лавиния откинула голову назад и рассмеялась.

— Типичные друзиллизмы, — сказала она. — Я люблю их. Я не собираюсь доставлять тебе удовольствие быть уволенной за дерзость к своей госпоже, как ты думаешь. Тебя выбрала моя решающая мама, а это решение одобрил властный брат… так что ты должна будешь остаться.

— Твой брат?

— Да, на самом деле он в первую очередь предложил тебя: «Ты привыкла хорошо ладить с этой девушкой из пасторского дома. Ты вместе с ней ходила в школу. Смею утверждать, что она развлекла бы тебя здесь». Когда Фабиан это сказал, я не знала, почему я сама раньше не подумала об этом. Я удивилась: «Как же она приедет?» Ты Фабиана знаешь. Он ответил: «Пароходом до Александрии и затем дальше из Суэца». Я, конечно, имела в виду не это и спросила: «Как? В каком качестве?» «Она очень эрудированная молодая женщина. Она могла бы учить детей. Это то, что делают благородные хорошо образованные женщины с непрочным доходом — и дочь пастора как раз относится к ним», — разъяснил он мне.

Она рассмеялась, а я почувствовала бурную радость. Меня предложил он. Это было, должно быть, тогда, когда он приезжал домой и ухаживал за леди Джеральдин.

Я хотела спросить о леди Джеральдин, но чувствовала, что момент для этого был неподходящим. Лавиния, безусловно, теоретически очень умная, была знатоком по части выявления чьих-то чувств по отношению к противоположному полу.

Поэтому я спросила только:

— О… это было так?

— То, что исходит от мамы подобно парламентскому акту, а одобрение Фабиана — это как подпись монарха. Так что видишь, это становится законом.