Индийский веер
Шрифт:
Мы с Элис купили бухарский шелк, который показался нам фантастически дешевым и очень красивым. Мой был голубого и бледного розово-лилового цвета, а Элис — светло-коричневого. Лавиния сказала, что моя одежда ужасна и что нужно обратиться к ее очень хорошему дуржи 27 , который по низкой цене быстро и эффектно сделает из этого материала то, что надо. Она поможет мне выбрать фасон, который мне подойдет. Дуржи будет только рад прийти к нам домой. К его услугам прибегают все европейцы; единственное, что требуется сделать, это только сказать, что ты хочешь. Ему можно заплатить
27
Дуржи — портной
Лавиния проявила живой интерес к моему виду; она была полна энтузиазма в отношении моих платьев. Я чувствовала, что у нее есть на это причина. Лавиния, я это знала, всегда имела причину.
Она вращалась в кругах армии и Компании, так как эти две организации, казалось, тесно сотрудничали. Компания была больше, чем просто торговая компания, она являлась частью правительства этой страны, а армия существовала там для ее поддержки. Она стояла на страже британских интересов в Индии.
Лавиния была в приподнятом настроении, и это что-то означало. Я была уверена, что она имела любовника. Я пришла к заключению, что Лавиния принадлежала к тому типу женщин, у которых всегда должен быть любовник. Для нее было очень важно, чтобы ее обожали или, в ее понимании, любили. Она привлекала мужчин без всяких усилий со своей стороны, а уж когда она их прилагала, эффект был огромным. Я перехватывала взгляды, которыми она обменивалась с неким майором Пеннингтоном Брауном. Это был мужчина слегка за сорок с мышкой-женой, которая, как я представляла, когда-то посчитала его восхитительным. Вероятно, теперь она так не думала. Я находила его довольно тщеславным и претенциозным; но он, наверное, был красивым.
Я переубеждала Лавинию в отношении него. Она сказала:
— О, уже шпионишь, да?
— Не требуется особых усилий, чтобы заметить это. Я сразу же предположила, что назревает интрига. Я знаю признаки. Они существенно не изменились с тех пор, как так неуместно появился твой французский граф.
— Гарри довольно мил, и он до безумия любит меня. Так майор Пеннингтон Браун оказывается был Гарри.
— Уверена, что его жена согласна с тобой.
— Она бедная малышка.
— Очевидно, когда-то он так не думал. Он, должно быть, находил ее привлекательной, так как женился на ней.
— Ее судьба была очень интересной.
— Понятно, и ты нашла такое поведение «довольно милым»?
— А теперь, пожалуйста, оставь этот тон. Помни…
— Я слуга. Прекрасно…
— Тише! Тише! Я, конечно, не позволю тебе уехать домой, обиженной до глубины души… в любом случае.
Мне нравится Гарри, даже если тебе нет, и почему бы ему не находить привлекательной меня?
— Если он ищет легкое любовное приключение, то я полагаю, что может.
— Да, просто легкое любовное приключение! Не говори об этом так презрительно. Что ты знаешь о таких приключениях?
— Ничего, и не хочу знать впредь.
— О, мы так целомудренны, не правда ли?
— Мы не так глупы, если это то, что ты имеешь в виду.
— Ладно, я думаю хватит говорить об этом, раз ты отказываешься быть снисходительной к тому, что действительно является огромным удовольствием. — Она прищурилась. — Однажды я заставлю тебя изменить свое мнение… вот увидишь.
Теперь я поняла, что она мне готовила.
Мне не нравился круг ее друзей: они казались мне поверхностными и не очень интересными. Но я наслаждалась своими встречами с Луизой, которая была восхитительным ребенком, интересующимся книжками в картинках, которые я с собой захватила; она любила, когда я рассказывала ей простые истории, и, когда я приходила в детскую, она спешила ко мне и, энергично приветствуя меня, зарывалась головой в мою юбку. Я уже полюбила этого ребенка.
Иногда айя сидела, наблюдая за нами, кивая головой и улыбаясь. Нас связывала общая любовь к Луизе.
Это произошло в саду, когда я однажды наткнулась на нее. У меня было такое чувство, будто она следовала за мной из дома и выбирала подходящий момент, чтобы заговорить со мной. В саду был бельведер — мое любимое место. Он выходил на прекрасную лужайку, в центре которой рос развесистый баньян.
Она приблизилась ко мне и сказала:
— Пожалуйста… могу я поговорить?
— Конечно, — ответила я. — Садитесь. Здесь ведь красиво? Как прекрасно это дерево… и трава такая зеленая.
— Она такая из-за частых дождей.
— Вы хотите поговорить о Луизе?
Она кивнула.
— Ей нравится учиться, — сказала я. — Одно удовольствие заниматься с ней. Я думаю, что она очаровательная малышка.
— Она для меня… как мой собственный ребенок.
— Да, — сказала я. — Я знаю.
— И теперь…
— И вы боитесь, что теперь появилась няня и вас отошлют?
Она жалобно посмотрела на меня широко открытыми глазами.
— Луиза, — проговорила она, — как мой ребенок… я не хочу потерять ее.
Я взяла ее за руку и сжала ее.
— Я понимаю, — мягко сказала я ей.
— Мисси Элис… она новая няня. Бедная айя… больше не будет.
— Дети вас любят, — успокоила я ее.
Ее лицо осветилось улыбкой, а затем вновь стало грустным.
— Мне скажут, — волновалась она, — мне скажут… уходить.
— И это огорчило бы вас.
— Очень огорчило, — повторила она.
— Почему вы говорите это мне? Вы думаете, что я могла бы это изменить?
Она кивнула.
— Мемсагиб графиня очень вас любит. Она слушает. Она очень счастлива, что вы приехали. Все время говорит: «Где мисси Друзилла?» — Она указала на меня. — Вы слушаете… а она не слушает. Я думаю, что она скажет: «Уходи».
— Я сделаю следующее. Я поговорю с ней и объясню, как любят вас дети. Я скажу ей, что лучше всего, чтобы вы остались.
Ее улыбка была ослепительной. Она встала, сложила руки вместе и наклонила голову как в молитве. Затем грациозно двинулась прочь, оставив меня пристально смотрящей на дерево баньяна, но не видящей ничего, кроме идущей к дому айи, которая всегда заботилась о Луизе, безумно любя ребенка, и которая собиралась быть преданной няней дорогому малышу — Алану. И затем вся эта любовь и забота должны были прекратиться из-за причуды леди Харриет. Леди Харриет ничего не знала об истинном положении вещей здесь и не могла бы понять любви, которая существовала между няней-индианкой и ее английскими подопечными.