Инкарцерон

Фишер Кэтрин

Йорманрих сидел, развалясь на огромном, под стать его гигантской туше, резном троне. Заляпанные кетом подлокотники испещряли зарубки — счет совершенных Дружиной набегов. Прикованный к трону раб — его называли цепным — должен был пробовать пищу Вождя. Долго такие рабы не жили, и теперешний, лицо которого скрывали спутанные лохмы, а одежда представляла собой груду тряпья, появился совсем недавно — его захватили в прошлый раз. На Йорманрихе были полные боевые доспехи, в длинные грязные волосы, убранные в косы, вплетены обереги и амулеты. Семь перстней с черепами сдавливали мясистые пальцы.

Из-под

набрякших век Вождь хмуро окинул отряд взглядом.

— Удачная вылазка, братья. Провизия, руда. На долю каждого придется изрядный куш.

Все одобрительно загудели, хотя «на долю каждого» относилось лишь к Дружине, прочим оставалось довольствоваться объедками с их стола.

— Но дело могло бы пройти и лучше, не потревожь какой-то идиот Узилище. — Он выплюнул кет, взял новый кусок из коробки слоновой кости на подлокотнике, и аккуратно заложил за щеку. — У нас двое убитых. — Медленно жуя, он пристально посмотрел на Финна. — Кроме того, кое-кто прихватил заложника.

Финн открыл было рот, но Кейро больно наступил ему на ногу. Никто в здравом уме не стал бы прерывать Йорманриха. Его медленная, с раздражающими паузами речь отнюдь не свидетельствовала о тупости, как могло показаться.

— Что скажешь, Финн?

На бороде у Йорманриха повисла нитка красной слюны.

Финн сглотнул, однако Кейро опередил его.

— Вождь, мой названый брат рисковал жизнью, — хладнокровно произнес он. — Обыватели могли переехать его и даже не замедлить ход. Теперь благодаря ему провизии нам хватит надолго. А эта женщина всего лишь случайно попалась под руку — скромная награда за подвиг, ничего больше. Но, разумеется, решать тебе, ведь ты — Вождь.

В последней фразе чувствовалась завуалированная насмешка, однако Йорманрих все так же мерно двигал челюстями. Трудно было сказать, уловил ли он этот булавочный укол, выражавший едва различимый выпад против его власти.

Финн заметил в стороне Маэстру. Та была под охраной, руки в цепях, на лице грязь, волосы всклокочены. Несмотря на страх, который она не могла не испытывать, женщина стояла с гордо поднятой головой. Ее взгляд, полный ледяного презрения, скользнул по Кейро и остановился на Финне. Не выдержав, он опустил глаза, но от толчка названого брата мгновенно выпрямился. Показать слабость и неуверенность означало подписать себе смертный приговор. Никому здесь, за исключением Кейро, он не мог доверять. И тому — только из-за клятвы.

С тем же независимым видом он ответил и на пристальный взгляд Йорманриха.

— Сколько ты уже с нами? — прогрохотал Вождь.

— Три года.

— Стало быть, теперь ты не тот несмышленыш с пустыми глазами, каким был когда-то. От криков не подпрыгиваешь и не скулишь, когда гаснут огни.

Послышались смешки. Кто-то из Дружины сказал:

— Он до сих пор никого не убил.

— Сейчас самое время, — пробурчал Амоз.

Йорманрих кивнул, звякнув вплетенными в волосы железками.

— Что ж, пожалуй, — сказал он, не сводя глаз с Финна. Финн так же в упор смотрел на него. Он знал, что эта обрюзгшая маска с заплывшими, сонными глазками скрывает острый и жестокий ум, и даже не моргнул, услышав ленивое: — Ты мог бы убить сейчас эту женщину.

— Мог бы, Вождь. Но от нее живой выгоды будет больше.

Я слышал, как Обыватели называли ее Маэстрой.

Йорманрих приподнял бровь, тоже красную от кета.

— Выкуп?

— Они заплатят, я уверен. На повозках было полно всякого добра.

Финн замолчал, и без подсказки Кейро зная, что не стоит говорить слишком много. На секунду его охватил страх, который он подавил усилием воли. Выкуп — это значит, что и Вождь, об алчности которого ходили легенды, получит свою долю. Это не может не повлиять на него.

Комнату окутывал полумрак — свечи уже догорали. Йорманрих налил вина в кубок и плеснул немного на пол для цепного, который тут же вылакал лужицу. Лишь когда тот уселся на свое место, не показывая признаков отравления, Вождь отпил сам, затем протянул руку, выставив на всеобщее обозрение свои семь перстней.

— Видишь эти кольца, парень? В каждом из них — чья-то жизнь. Жизнь, похищенная мною у одного из моих врагов. Все они умерли медленной и мучительной смертью и заперты теперь здесь, в полосках металла у меня на пальцах. Все силы, высосанные из них, хранятся здесь и ждут своего часа. Человек, Финн, может, обманывая смерть, прожить девять жизней, одну за другой. Так было с моим отцом, так будет со мной. Но колец у меня пока только семь.

Дружина обменялась напряженными взглядами. Женщины позади зашептались, кое-кто из толпы привстал на цыпочки, чтобы разглядеть перстни. Серебряные черепа мерцали и переливались в пропитанном наркотиком воздухе; один словно подмигнул Финну, кося пустой глазницей. Юноша прикусил губу и почувствовал в пересохшем рту вкус кета. Он был соленым, как кровь, в глазах от него переливались радужные пятна. У Финна взмокла спина — в комнате стояла нестерпимая жара. Со стропил посверкивали глазки крыс, летучая мышь выпорхнула из темноты и тут же снова спряталась. В углу, никем не замеченные, копошились в куче зерна трое ребятишек.

Йорманрих тяжело поднялся на ноги. Его исполинская фигура на целую голову возвышалась над толпой. Он взглянул на Финна сверху вниз.

— Тот, кто верен своему Вождю, не задумываясь, отдал бы ему жизнь этой женщины.

Иного выхода теперь не было. Финн посмотрел на Маэстру — та, бледная и как-то сразу осунувшаяся, смотрела на него.

— Жизнь женщины, Вождь? — нарушил тишину спокойный голос Кейро. — Слабого, беспомощного создания, подверженного прихотям и капризам?

Беспомощной она вовсе не выглядела, скорее разъяренной. Проклятье, почему она со слезами не умоляет о пощаде?! Как бы услышав его мысли, Маэстра склонила голову, и все же достоинство так и сквозило в каждом дюйме ее тела.

— Не слишком завидный трофей, — небрежно махнул рукой Кейро, — но, если ты так желаешь, она твоя.

Финн пришел в ужас — открыто дразнить Йорманриха было просто безумием, никто не отваживался на такое, никто не смел поднимать его на смех. Не так уж он одурманен кетом, чтобы не заметить выпад против себя: «Если ты так боишься смерти», «Если тебе так отчаянно нужна ее жизнь». Некоторые поняли намек — Амоз и Зома обменялись едва заметными ухмылками.

Йорманрих грозно сверкнул глазами, глядя на Маэстру, но встретил не менее яростный взгляд. Сплюнув красным, Вождь потянулся за оружием.