Инкубатор, или Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

Никишин Александр

— Быстрей, быстрей! Они режут дверь автогеном!

Раскалённая полоса прорезала ровный круг, и кусок двери вывалился наружу. В дыру влетел дымящийся предмет. Упал на ступеньку с шипением, издавая гнусную вонь.

— Все наверх! Это газ! — закричал Юрка, подхватил горячий шипящий контейнер и выкинул его наружу. На улице застрекотали автоматы, и пули через вырезаное отверстие ударили в потолок, осыпав всех щедро белым снегом штукатурки. — На крышу, быстро! Уйдём соседним подъездом! Бегите, я их задержу! Седой, ты за старшего!

Никто никогда не называл

художника Андреева «Седым». Но он сразу понял, что это сказано ему и кинулся вверх по лестнице, увлекая за собой остальных. Юрка снова достал из-за пазухи японскую ракетницу, перезарядил и встал справа от дыры. За дверью слышался шум голосов, грохот ударов. Чьё-то лицо в шлеме с зачернённым забралом, похожим на прибор ночного видения, мелькнуло в отверстии и быстро скрылось, за ним другое. «Как в часах театра Образцова зверушки вылезают», — вдруг подумал Юрка, сам того не желая. Быстро сунул в дыру ствол ракетницы и нажал на спусковой крючок. Из ствола с грохотом вырвался сноп бешенного огня и, свистя, исчез за дверью, осветив на секунду захламленую лестницу и спины в панике убегающих наверх людей. За дверью раздались вопли и удары в железо прекратились, из чего Юрка понял, что в стане противника паника и он сумел выиграть несколько минут для того, чтобы люди смогли убежать как можно дальше.

Он сунул ракетницу за пазуху и кинулся догонять своих.

6.

До площадки десятого этажа поднялись довольно быстро, но дальше идти не было сил. С непривычки все дышали тяжело и часто, ноги болели от спурта вверх по лестнице, и у всех сильно резало под ложечкой. Особенно устал мужик с 22-го этажа, который нёс на руках мальчика. Юрка предложил свою помощь, но тот отказался, отрицательно покачав головой.

— Этой мой ребенок, — сказал он твёрдо.

Юрка шёл последним и постоянно свешивался через перила, заглядывая вниз — нет ли погони? Видимо, второй выстрел из ракетницы сильно смутил гостей и те не спешили лезть на рожон.

— Ну и отлично, — сказал Юрка и скомандовал. — Привал!

— Всё папе расскажу! — заныл Лёха. — Он вам даст.

Не сели, а буквально повалились друг на друга. Седой вынул из кармана мятую пачку «примы», закурил. Председатель кооператива запротестовал:

— Тут запрещено курить!

— Плевать, — ответил тот, затягиваясь с каким-то непонятным удовольствием.

— Бегать и курить? Вы так инфаркт заработаете.

— Плевать! — сказал художник и по-настоящему плюнул под ноги председателя кооператива. — Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрёт.

Председатель крепился, крепился и вдруг заорал:

— Вы — животное! Не надо плевать там, где живёте!

— Плевать! — сказал ему Седой: — И вообще, папаша, я от вас устал. Где хочу, там и плюю! И не фиг тут командовать. Вы мне ничего не сделаете.

— Я про ваш плевок в лицо кооперативу сообщу на общем собрании, — пригрозил председатель. — Из-за таких, как вы, люди и живут, как свиньи. Сначала на пол плюют, потом бутылки в окно кидают, а завтра, глядишь, будут испражняться в коридорах и мочиться на улицах

на глазах женщин и детей.

— Остынь, Управдом! — сказал художник. — Я от тебя рожу, как ты меня достал! Как тебя жена терпит, зануда?

— А как меня кто-то достал, я даже слов не подберу.

— Злобина будем звать Управдом! — приказал Юрка. — Для простоты общения.

— А я не желаю, чтоб меня так называли! — ответил тот. — У меня есть имя-отчество.

— Когда будут стрелять, будет не до отчества, — сказал Юрка. — Остальным тоже дадим имена. Доктор Татевосян! Вы просто Доктор.

— Хорошо, — пожал плечами армянин.

— Абай Елдаев — Елдос! — придумал Седой. — Коротко и ясно.

На верхнем этаже завыла собака. И выла долго-долго, на одной тягучей ноте, вгоняя людей в тоску.

— Опять нарушение! — вскипел Управдом. — Нет, ну что за дом! Сказано, что нельзя оставлять собак без присмотра, чтобы не мучились в одиночестве и не выли в тоске. Никто не соблюдает постановление префектуры № 37.

— Иди, оштрафуй его, — предложил Седой.

— Это мой пёс, извините, — вдруг заговорил мужчина, который держал на руках мальчика. — С ним какая-то мистика. Час назад я не мог его добудиться, даже водой на него поливал. Спит, как убитый, даже храпит, представляете? Я уже отчаялся его разбудить! И вдруг мой мальчик обжег палец.

— Ой, наш мальчик обжёг пальчик, — съязвил художник.

— А вы зря язвите. Он очень остро переживает такие вещи. Для него мир — это чудо и радость. И когда он сталкивается с болью, он переживает ее гораздо сильнее, чем нормальные, в смысле, остальные, дети.

— И что дальше? — спросил Юрка.

— Когда мой мальчик стал кричать, пёс, вы представляете, проснулся и кинулся зализывать ожог. Как он это понял, ума не приложу? И вы знаете, не прошло и пяти секунд, как все зажило! Представляете?

— Просто рождественская история! Для «Комсомольской правды», — сказал, не скрывая иронию, Седой. — Дядя, у вас, случайно, нет носового платка, утереть слезы?

— Ай, яй, яй, какой вы недобрый человек, — сказал Седому Доктор. — Я, как врач-психиатр, могу по вашим неадекватным реакциям сообщить, что у вас сильно расшатана психика. Вам надо принимать перед сном валериановые капли или валокардин. В аптеке эти лекарства продаются без рецепта. Будете спать, как убитый!

— Обойдусь без советов! — обиделся художник. В свете недавних событий, очень ему не понравилось выражение «как убитый».

— Всё папе расскажу, — ныл Лёха. — Кишки вам выпустит.

Внизу что-то грохнуло.

— Та-ак, — сказал Юрка. — Насчёт убитых и выпущенных кишок. Дверь всё-таки взломали. Берём руки в ноги и на крышу! Быстрым маршем, вперёд!

— А зачем нам крыша, — заныл Лёха. — Я высоты боюсь. Всё папе расскажу!

— С крыши папу увидишь. Он у тебя не «крышует»?

Собака выла и выла.

— Какой породы? — спросил Юрка у мужчины с мальчиком.

— Мой-то? Бультерьер. Обученный, белого окраса. Звать Бонни. С хорошей родословной, очень умный, хозяин его отца был барон.