Инкубья дочь

Лебедева Жанна

– Балбесина! Ты же улики съела! Бал-бе-си-на!– заорал на нее Чет, а потом махнул рукой.

– Я вам еще нужна? – поинтересовалась Змейка, дождавшись, когда буря утихнет.

– Да, подойди.

Девушка приблизилась, брезгливо скривившись, взглянула на остатки туши и произнесла многозначительно:

– Фу.

– Согласен, – кивнул Чет, указав на единственную круглую дыру. – Остатки видишь?

– Остатки свиньи?

– Остатки магии. Вот, серебряные?

– Вижу, – заинтересованно призналась Змейка и, присев возле туши, стала внимательно изучать следы преступления. С виду спокойная, в душе она рвалась надвое: здравый смысл вынуждал молчать, но проклятущее любопытство подстегивало

выложить, как на духу, все, что есть в мыслях. Догадку. Интерес победил. – Я не могу сказать, что это, но могу заглянуть в прошлое, неглубоко.

– Тогда смотри, – обрадовался Чет.

– Сейчас сделаем.

С видом профессионала, Змейка подцепила кончиком пальца искрящийся налет и поднесла к лицу. Закрыв глаза, принюхалась, пытаясь полностью погрузиться в запах и тактильные ощущения. Субстанция то ли жирная, то ли бархатистая, аромат нежный и почти неуловимый.

Ах! Змейка резко провалилась во временной коридор. Оторвавшись от тела, сознание устремилось в недавнее прошлое. В этом прошлом цела еще была несчастная свиная туша. Привязанная за ноги, она стремительно летела в колодец, и Змейка падала вместе с ней. Как же страшно! Как же интересно! Каменная кладка по сторонам, темно-зеленый мох, и глубоко внизу живая тьма перекатывает черные валы. Над ними темный пар, в котором тушу уже едва различить, а потом судорога земли, и из стен летят острые шипы, сверкают в мутном сумраке серебристыми остриями.

– Ай! Ай! Ай! – Змейка с визгом вырвалась из видения и перепугано уставилась на Ныряльщика. – Там, в колодце, из стен шипы вылетают, а на них заклятие!

– Вот оно что, – произнес Чет и с досадой подумал о собственной недогадливости. Конечно, шипы! Откуда еще взяться этим ровным дырам? – Значит, шипы темной магией зачарованные?

– Нет, не темной, а светлой, – запротестовала Змейка.

– Светлая магия?

– Точно говорю, светлая.

Чет не ответил, задумчиво взглянул на Змейку. «Эксперт» уверят, что темного колдовства нет. Эксперта получше тоже нет. Значит, пока принимается. А вообще – настрой от происходящего все хуже и хуже. Ведь, когда понятно – любое дело ладится, а когда путаница и туман – тут легко все не уладишь. Светлая магия, убийства, колодец этот загадочный! Еще немного, и дело запахнет жареным. Кажется, уже запахло…

Чет так крепко задумался, что мысли начали материализовываться. В кухню потянулся серый едкий дымок, а потом за дверью в прихожей раздались топот и крики.

– Спасайтесь! Змейка, господин Ныряльщик! Дом горит!

Быстро прикинув хвост к носу, Чет сообразил, что случилось, и сразу признал в происходящем собственную вину. Признал, само собой, мысленно. Виной всему упавший с балкона недокурок, тут и к бабке не ходи. Вот мрак!

Схватив за шкирку девчонку, он выволок ее на улицу и, сунув в руки перепуганным подругам, вернулся за Вафлей. Чет с трудом растолкал сонную тигрицу и убедил покинуть уютный теплый дом. Дом рисковал стать слишком теплым.

На улице уже толпились жители: кто-то заливал огонь из небольшого вонючего прудика, что находился напротив гостевого дома, рядом с общественной баней, под ветлой. Кто-то просто стоял и смотрел. Некоторые, особо впечатлительные, уже успели привязать этот пожар к трем предыдущим и обнаружили в этом знак крайне недобрый.

Чет старался не подавать виду, что причастен к произошедшему. Слава небу, никто не догадался заподозрить Святого в поджоге, а староста даже извинился за доставленные неудобства. Чет милостиво «простил» его. Потом подошел падре Герман и, оттащив Чета в сторонку за рукав, настойчиво поинтересовался, что сам Ныряльщик думает о случившемся.

– Происки темных сил, – сурово заявил тот, – от улик хотели избавиться, но у

меня не забалуешь!

Вскоре пожар потушили. Оказалось, что дом почти не пострадал – начадили обломки старой террасы, что лежали аккурат под балконом. Они и погорели. Народ постепенно разошелся, и Чет, наконец, остался в одиночестве. Сбросив остатки туши в ледник под полом, он отправился на второй этаж, там, не разуваясь, завалился на кровать.

Подсунув руки под голову, Чет пялился в потолок, раздумывая о насущном. Ну и захолустье эта Ланья Тишь. Даже не провинция – дремучая дыра. Настоящая Ланья Глушь. Тут что угодно может прорасти или остаться с такой древности, что и умом не постичь. Тут магия чувствуется в воздухе – это вам не город.

Мысль о городе спазмом свела желудок. Он ведь не ел с утра, и эти, услужливые, только в рот глядели, а прислать кухарку не додумались. И что ему теперь, с голоду помирать? С голоду не страшно, а вот без выпивки тошно. Так тошно, что аж противно!

Чет поднялся с кровати и принялся, как привидение, бродить по второму этажу. Паутина, пыль. В коридоре на стенах полный «прованс» – белые крашеные доски, а на них вышитые картинки в золоченых облупившихся рамочках и одна конфетная коробка, повешенная на гвозде. На коробке корабль с лиловыми парусами и пальмы в закатном зареве – непостижимые мечты провинциала о рае на земле. Комнат на втором этаже всего две: в одной обосновался Чет, а в другой, как оказалось, засохшая пальма в кадке – очередной символ местной захолустной роскоши.

Чет прошелся вокруг нее, повел носом и сделал «стойку», как охотничий пес. Пахнуло сладенько так, призывно! Оттуда, со стенки, где в цветочных обоях отчетливо прорезался прямоугольник потайной ниши.

– Нашел! – Чет радостно сунулся в тайник и обнаружил там целую батарею разнокалиберных стеклянных бутылей. – Чудный дом!

Выбрав самую привлекательную бутылку, Ныряльщик тщательно замаскировал бар обратно и вернулся к себе. Жизнь сразу стала лучше, обрела краски, надежды на будущее и остальной позитив, который за последний день изрядно порастерялся. Что говорить, а вино оказалось превосходным. Уговорив половину бутылки, Чет даже поверил, что место сие по сути не так уж сильно отдалено от пальмового рая с конфетной коробки. С таким вином глаза прикрыл – и вот тебе он, рай!

***

Когда внутри живет темная сущность – справиться с эмоциями сложно. Когда внутри темная сила – хоть капля ее, хоть крупица – дурные мысли сами лезут в голову.

Всю дорогу Змейка злилась и вспоминала свое обещание непременно показать Ныряльщику. Нет, не показать, а ПОКАЗАТЬ! Пусть не командует и не думает там о себе невесть что.

То, что Чет просто выполнял свою работу, в расчет не шло. А виной всему – дурные гены. Когда в тебе демонская кровь, трудно подавить в себе желание напакостить ближнему своему даже по пустяковому, высосанному из пальца поводу, а то и вовсе без него. Это не Змейка такая вредная – это папаша-инкуб постарался, подарив дочке взрывной характер. Она не виновата. Демоны все, демоны!

На демонов валить хорошо! Поэтому Змейка с легкой душой и чистой совестью принялась выстраивать коварный план, как испортить Ныряльщику жизнь. Зачем? А бог его знает. Что? Бог руками разводит и открещивается? Значит, знает демон. Вот и ладненько.

Только пока план не получался. Пока на чистом мысленном листе горела праведным гневом лишь одна надпись: «Я ему покажу, я ему устрою!» – и все.

По улице Змейка не пошла. Обогнула старую конюшню, двинулась задворками мимо сгнивших бревен и лопухов в рост. Тропа под ногами была черная и сырая. Пахло землей и подгнившими лопушиними цветочками – тот еще запашок.