"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Хорошо, тогда я этим займусь, — сказала госпожа Ланге. — У Кёршнеров своего герба нет. Так хоть наших гербов пошьём, лент бело-голубых закажем, чтобы хоть нашими цветами залы прибрать. Музыкантов нужно нанять хороших, а не абы каких, оговорить, какие скатерти будут, какие кушанья будут, какое вино. Нужно сказать будет, чтобы сладкие вина до третьей смены блюд не подавали, купцы, может, того не знают. А ещё у невесты платье хорошего цвета, если ей прибавить белую фату и шёлковый белый шарф, так как раз будут цвета вашего флага.
О! Это была отличная идея. Она была права, кавалер
— Я поеду с ними, всё им расскажу, — продолжала Бригитт. — Коли они решили большую свадьбу играть, так уж нужно им помочь, чтобы зря деньги на ветер не выкидывали.
— Нет, — вдруг сказал Волков.
— Отчего же нет? — удивилась госпожа Ланге.
Волков не хотел ей говорить, почему не отпускал её. Скажи он, так это было бы признанием.
— Отчего же нет? — настаивала Бригитт. — Мария уж по дому управится и без меня, не велик срок три дня, а на четвёртый я буду.
А впрочем, что ему было скрывать, он ей и ответил спокойно:
— Не хочу быть без вас. Хочу, чтобы вы всегда при мне были.
Бригитт и так всегда была со спиною прямой, а тут после этих слов так ещё больше выпрямилась. К её щекам прилила кровь. И от того её веснушки, что зимой были почти невидны, исчезли совсем. И она стала оглядываться по сторонам, ища того, кто ещё мог бы слышать эти слова господина. Словно свидетелей искала. Но кроме племянника, что сидел подле Волкова, этих слов никто больше не слышал, ну а юноша к таким речам был спокоен. И тогда она, чуть улыбаясь улыбкой гордости, отвечала:
— Господин мой, сами же понимаете, что там я нужна, там я всё устрою, в три дня управлюсь, три дня без меня проживёте, а коли так я вам надобна, так можете меня прямо сейчас в покои отвести, пока я не уехала.
Спорить с ней было тяжко, почти всегда эта красивая женщина была права. Кавалер понимал, что лучше ей быть в городе и всё там устроить. Поэтому он сказал племяннику:
— Ждите меня тут.
И пошёл за улыбающейся госпожой Ланге вверх по лестнице в её покои.
А когда после всего она, ещё нагая, помогала ему надеть туфлю на больную ногу, то говорила:
— А ещё, господин мой, надобно мне талеров двадцать. А то и тридцать.
Деньги, опять деньги. Он не отвечал ей.
— Платье своё лучшее я отдала племяннице вашей. И быть мне на свадьбе нищей приживалкой не хочется. Так что дайте мне тридцать талеров.
— Вы и так прекрасны, — ответил он. — Без всяких платьев.
Она встала рядом с ним, положила руки ему на плечи и снова улыбалась: — Но тридцать талеров вы мне всё равно дайте.
Глава 30
Он знал, что этот разговор будет непростым и дорогим. Может даже, очень дорогим, но делать ему было нечего. Ему необходимы были хоть какие-нибудь известия с того берега реки. Что там происходило у горцев, что они замышляли, он мог только догадываться. Да, у него был там мальчишка-сирота, свинопас, которого он наградил примерно. Дал десять талеров. И который после этого обещал и дальше ему служить, но с тех пор, как мальчишка ушёл к себе за реку, от него больше вестей не было. Кто знает, что там с ним. Может, попался он страже —
Волкову понравилось то, что молодой человек, во-первых, уже носил иную одежду, одежду приличную, соответствующую новой фамилии, а не ту, в которой кавалер видел его в последний раз. А ещё то, что Бруно вёл записи и во время отчёта то и дело заглядывал в них.
— Брёвна вбили в берег, куплено которых сорок два, — он заглянул в свои бумаги, — а вбито тридцать шесть. Я спросил, где остальные, а господин де Йонг говорит, что остальные пошли на стяжки и перекрытия.
Бруно делает паузу, чтобы кавалер понял всю серьёзность произошедшего, и продолжает:
— А никаких стяжек из брёвен я не видел. А под перекрытия куплено, — он снова заглядывает в бумагу, — а на перекрытия он брал хороший стропильный брус. Двадцать две штуки. А брёвна, купленные под сваи, дороги, дерево самое крепкое на сваи шло. Я подсчитал, что те шесть брёвен стоили не меньше половины талера.
«А мальчишка-то умён не по годам и, главное, въедлив, совсем не по годам, хорошо, что пошёл он не в воинское ремесло».
— И это только брёвна, — продолжал Бруно Фолькоф, снова заглядывая в бумагу. — Скобы железные у кузнеца куплены, сто восемьдесят шесть штук, а вбитых сто семьдесят две. Я спросил у господина де Йонга, дескать, где остальные скобы, а он говорит, мол, мастера не ловки, многие из скоб роняли в реку. Думаю, что на скобах он ещё больше заработал, чем на брёвнах.
Да, всё это, конечно, интересно и для мальчишки важно, но это всё мелочи, Волков всё это слушает скорее из вежливости к племяннику. И так ясно, что к лапам господ архитекторов всегда будет липнуть серебро выше оговоренного. Этого не исправить, главное, чтобы подлец архитектор меру знал.
Бруно уже перевернул листок и хотел продолжить, но Волков его остановил:
— Бог с ним, с де Йонгом.
— Но дядя, он деньги у вас крадёт.
Волков махнул рукой:
— Потом. Ты мне скажи, как ты вести купцам в кантон шлёшь? Ты же не ездишь туда сам? И надеюсь, этот твой компаньон, как его там…
— Цеберинг, господин, Михель, — напомнил Бруно.
— Да-да, Цеберинг. Он, надеюсь, тоже не ездит?
— Нет, дядя, — отвечал племянник, — вы же не велели. Мы пишем им письма и отдаём купцу Гевельдасу из Эвельрата, у него есть контора здесь через реку, в Лейденице. Он почти каждую неделю плавает за товарами в Рюммикон, а иногда доплывает на своих баржах и до Милликона. Через него и отправляем письма. Это нам капитан Тайленрих из Лейденица так советовал делать.
— Вот как? Это правильно. А кто писал вам в последний раз, кто из купцов кантона самый настойчивый и нетерпеливый?