"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Конофальский Борис

Она кидается его обнимать, прижимается к нему, и он чувствует её слёзы на своём лице.

Ещё хуже вышло с женой. Рыдала Элеонора Августа фон Эшбахт громче, чем госпожа Ланге. Бригитт сидела за столом с опухшим лицом, Волков спал, он всегда спал крепко, но ему казалось, что она так до утра и плакала рядом. А жена же, увидав кошелёк с золотом, сначала схватила его, а как поняла, о чём идёт речь, так завела плач. И плакала, как казалось Волкову, честно. Откуда только такая любовь к нелюбимому мужу взялась. Радовалась бы, что постылый уезжает

и может не вернуться. Так нет, рыдает. Монахиня ей капли у брата Ипполита успокаивающие просила и опять же с укоризной на Волкова смотрела: ты, мол, виноват. Вон как над женой измываешься. Так и ел он свой завтрак под бабьи слёзы и под молчаливые укоры.

Максимилиан, Увалень и братья Фейлинги собирались с ним в дрогу. Большую свиту он решил не брать, дорого. Пусть остальные с войском идут.

А тут входит Увалень и говорит:

— Капитан Брюнхвальд спрашивает, примете ли его?

Волков удивился; думал, что Карл, переправляет людей на тот берег. И просил Увальня капитана звать.

А тот был не один. Приволок какого-то рыдающего мерзавца, вида не мужицкого.

— Купчишка? — спросил Волков у Брюнхвальда.

— Купчишка. Подлец, Виллем Кройцфер из Маленсдорфа, — отвечал Карл. — Хотел его лупить палкой, но подумал, что вы в таком деле более сведущи.

— В деле избиения купчишек палками? — уточнил кавалер. Признаться он был рад, что пришёл Брюнхвальд и избавил его от слёз жены и тоски подруги.

— Да нет же, — Карл подволок человека ближе к кавалеру. — Говори, подлец.

— Что говорить? — хныкал тот.

— Что мне говорил, говори полковнику, — Карл Брюнхвальд сунул человеку кулак в бок.

— Ой, — ещё больше хныкал тот. Волков заметил, что человек, судя по одежде, не беден. И туфли у него недёшевы, и кафтан недёшев.

— Карл, объясните сами, в чём дело.

И жена, и Бригитт, и монахиня, и брат Ипполит — все с интересом смотрели на пришедших, даже плакать женщины престали.

— Этот мерзавец приходил ко мне.

— Так.

— Покупал сыр.

— Прекрасно.

— По хорошей цене, не жадничал, — продолжал капитан-лейтенант.

— И…?

— А сегодня завёл со мной странный разговор.

— Какой же, Карл?

— Мнётся мерзавец и говорит мне: а не хотите ли, господин капитан, послужить одной влиятельной особе. Я удивлён и говорю ему: к чему же мне служить какой-то влиятельной особе, если у меня уже есть служба. А этот мерзавец, вы бы послушали, его кавалер, так мне и заявляет: а ваша новая служба никак вашей старой службе не помешает, а даже наоборот.

Брюнхвальд приблизил своё возмущённое лицо к лицу Волкова, чтобы тот лучше прочувствовало всю мерзость предложения.

— Наоборот, говорит! Я говорю: это как? А он мне: одна влиятельная особа желает, чтобы вы служили ей, находясь на своём месте.

Тут всё благодушие Волкова как рукой сняло, он начал понимать, о чём идёт речь, и, сразу оглядев обеденную и увидав там всех ненужных для такого разговора людей, сказал коротко,

указав на купчишку пальцем:

— Максимилиан, Увалень, на двор подлеца.

И как только люди его схватили несчастного и поволокли прочь, сам встал и пошёл за ними. Брюнхвальд шёл следом.

Бросили наземь за конюшней, там было тихо, забор да стена, никаких лишних глаз. А мужичонка, на земле валяясь, беду почуял, стал плакать. Волков скривился — вот только этих слёз ему за утро и за ночь не хватало.

— Хватит, — говорит он, — хватит рыдать. А ну отвечай, что это за влиятельная особа тебя прислала моего капитана подкупать?

Купец всхлипывает, собирается сказать, да не может из-за волнения.

— Говори, дурак, не то палача позову, так ему скажешь, — неторопливо говорит кавалер.

— То… То… — купчишка замолкает.

— Я и сам знаю, — продолжает Волков. — То фон Мален. Граф здешний, так?

Купчишка, к его удивлению, затряс головой: нет, не так.

— А кто же? — удивляется кавалер.

— Фон Эдель, — наконец произносит купец.

— Ну, конечно, Эдель, сам граф такой грязью не занимается, слишком высокая персона, но от того хрен редьки не слаще, — произносит кавалер. — А сколько же фон Эдель велел предложить денег моему лейтенанту?

— Пятьдесят, — почти сразу ответил купец, успокоенный тоном Волкова.

— Пятьдесят чего?

— Талеров, — продолжает мужик.

— Талеров? — Волков кривится. Смотрит на Брюнхвальда. — За такую сумму я бы оскорбился, Карл. Пятьдесят талеров — это не всякому сержанту вдоволь будет.

Карл Брюнхвальд так и сделал:

— Сволочь! — Карл наклоняется и бьёт кулаком купца в ухо. — И в правду обидно, всю жизнь на службе — и вот так вот оценили меня. Пятьдесят монет! — Он опять бьёт купца. А потом говорит Волкову: — Повесьте, господин Эшбахт, его на вашей новой прекрасной виселице, рядом с тем ублюдком, что уже там весит.

— Кстати, его надобно уже снять, — вспомнил кавалер, — не вспомнишь сам, так никто и не вспомнит. — И продолжил: — Можно и повесить, но тогда Эдель с графом будут наверняка знать, что мы в курсе их происков. Лучше для дела, если он просто исчезнет.

— Исчезнет? — не понял Брюнхвальд.

— Да. Исчез купчишка, да и исчез. Найдите двух солдат, что за талер дождутся вечера и в тихом месте, без лишних глаз, его утопят, — говорил кавалер таким тоном, как будто дело уже решено.

— Господин, не надо, — захныкал купец.

— Отчего же не надо, ты же шпион, — воскликнул Брюнхвальд и опять принялся пинать мужика в бока сапогом, да приговаривать: — Шпион, шпион, а со шпионами у нас вон как просто, бултых в реку — и нет шпиона. Ишь, подлец, за пятьдесят монет меня хотел купить! Мерзавец! Ещё сыр у меня покупал без торга, хитрец! Утоплю сегодня же!

Купчишка завывал тихонько, да закрывался руками. Волков же не встревал, пока капитан-лейтенант не надумал пинать подлеца в морду, тут уже кавалер остановил его: